Вторжение
Шрифт:
— Досадно. Может кто-нибудь знает его язык?
— Кажется, штабс-капитан Мунгалеев, но его теперь нет с нами.
В этот момент, я заметил, что мальчишка внимательно прислушивается к нашему разговору и решился на небольшой эксперимент.
— Эх, показал бы кто-нибудь здесь переправу, ей богу, не пожалел бы за такую услугу целого рубля.
— Я могу показать! — встрепенулся татарчонок, вызвав этим дружный смех нашей свиты.
— Сделай одолжение, но мне нужен не просто брод, а место, по которому пройдет тяжело нагруженная повозка.
—
— Так это он? — показал Тотлебен на склон.
— Верно, ага.
— Что ж, спасибо тебе мой юный друг.
— Эй, а деньги? — выпучил глаза мальчишка, вызвав тем самым новый приступ смеха.
— Вот чертенок, — улыбнулся я. — Увы, господа, не имею привычки носить с собой наличные. Одолжите кто-нибудь?
— А может ему уши надрать? — вполголоса предложил Воробьев, — вместо целкового-то…
— Не смей!
— На, держи, — кинул парнишке монету Тотлебен.
— Это и все? — удивился татарчонок. — Такой большой сердар и всего рубль?
— Вот паразит! — возмутился матрос, сделав вид, что замахивается плеткой, после чего тот проворно исчез.
— Смех-смехом, господа, — продолжил я, после того как мои спутники перестали хохотать, — но что помешает французам или англичанам сделать то же самое? И тогда на нашем берегу окажется не только пехота, но и артиллерия. Затем они затащат пушки на гору, и тогда нам придется несладко!
Генерал Кишинский до того молча наблюдавший за происходящим в этот момент посчитал нужным вмешаться в обсуждение.
— Я уже докладывал, что эти высоты вполне преодолимы для пехоты и артиллерии противника. И что на них следует поставить наши орудия и разместить стрелков в рассыпном строю, отрыв для них простейшие ложементы.
— Но союзный флот просто расстреляет их с моря! — не выдержав, уже почти закричал Меншиков.
— Ничуть, — не дрогнув лицом, спокойно ответил Кишинский. — Второго сентября, когда эскадра подходила к устью Альмы и демонстрировала ложное намерение высадки десанта, на мысу стояла гренадерская рота Владимирского полка. С девяти утра почти до половины первого часа дня корабли вели обстрел разрывными снарядами, гренадеры же все это время стояли в ротной колонне и всех потерь у них было только поврежденный осколком котел. Высота берега такова, что с кораблей попасть в эту зону нет никакой возможности. И тем более нельзя бить прицельно. А уж если войска будут размещены по ложементам в рассыпном строю… то и говорить не о чем.
— Замечательно. Вот вам, господа, и карты в руки, — обратился я к Тотлебену и Кишинскому. Займитесь организацией артиллерийских позиций и линией укреплений по гребню. Мы не будем выставлять войска у реки, а оседлаем высоту и будем ее держать сколько потребуется!
— Я все же думаю, — возразил Меншиков, — что главный удар будет нанесен не здесь, а на правом фланге.
— Может и так. Но как видишь, здесь тоже
Что скажешь, Эдуард Иванович? — обратился к Тотлебену.
— Позиция не дурна, — немного поразмыслив, ответил тот. — Но нуждается в усилении. Особенно левый фланг, потому что союзники вполне могут поддержать свои войска огнем с моря, как совершенно справедливо изволил заметить его превосходительство. — Кивнул он в сторону Кишинского. — И если для войск находящихся непосредственно на мысу это не слишком опасно, находящиеся несколько далее могу серьезно пострадать!
— Каким образом? — настал мой черед удивиться. — Ведь мы на возвышенности!
— От навесного огня, — пояснил инженер.
— Положим все так. Что предлагаешь?
— Для начала полагаю необходимым расчистить предполье, чтобы противник не мог иметь укрытия в виноградниках и татарских постройках.
— О чем это вы? — встрепенулся князь.
— Дома разрушить, растительность, не исключая сады и виноградники, вырубить!
— Разорять собственную землю?! — возмутился Меншиков. — Но это неслыханно!
— Все это и так будет разорено артиллерийским огнем или неприятелем, — возразил я. — Принято! Залесский, слышал, что господин инженер говорил? Записывай за ним, если сам не знаешь…
Штабной чин неохотно достал из кармана записную книжечку и скривив недовольную физиономию, что-то черкнул в ней серебряным карандашом.
— Продолжай Эдуард Иванович.
— Так же, полагаю полезным, устроить легкие укрепления для укрытия наших войск. Благо рельеф местности весьма этому способствует.
— Это совершенно невозможно! — снова возразил князь.
— Снова-здорово! Это еще почему? — начал терять терпение я.
— У нас практически нет саперов!
— А солдаты что, лопаты в руках держать разучились?
— Мне запрещено использовать войска для строительства укреплений, поскольку это ведет к их крайнему утомлению и заболеваниям. Не говоря уж о том, что лопат тоже нет!
— Ну да, вдруг война, а мы устали! Все же лучше проливать пот вместо крови. Так что редуты необходимы и это не обсуждается! Что же до инструмента… пиши, подполковник, а то ненароком забудешь — при выселении местных жителей конфисковать у них все лопаты, мотыги и топоры, а также все, что возможно использовать в строительстве укреплений.
Ехавший рядом с брезгливым видом поляк снова поморщился, но возражать не посмел и принялся выводить в своей записной книжке очередные каракули.
— Залесский, у тебя зубы болят? — не выдержал я.
— Нет, — удивленно ответил тот. — А что?
Не могу сказать почему, но напыщенный шляхтич мне сразу не понравился. Теперь же, вдобавок ко всему выяснилась его полная некомпетентность. И как он только ухитрился закончить академию? Хотя… может он и не дурак вовсе, а как раз напротив. Просто играет на другой стороне!