Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Соколов Никита

При Александре III русификация перестала быть наказанием, на­лагаемым на непокорный край; она приобрела характер систематическои политики по отношению ко всем подвластным российскому госуда­рю национальностям, даже наиболее ему верным. Само значение «ру­сификации» резко изменилось. «Русский дух» и «русская почва» требо­вали энергичной защиты от коррозии, которой угрожали им разруши­тельные «идеи», носителями которых выступают иные нации с иным «культурным типом». Государство-семья не может вмещать в себя под­данных чужеродных культурных типов, поскольку эти типы сопряже­ны с иным общественно-политическим строем. Как писал в 1882 году Катков в «Московских ведомостях», «Россия может иметь только одну государственную нацию». Но «великие реформы» и экономический ры­вок во второй половине XIX века способствовали социально экономи­ческому и культурному развитию окраин — т. е. иных наций.

Критерии «русскости»

в царствование Александра III постепенно смещались в направлении чисто политическом. Если еще в начале XIX века «русский» означало всего лишь «относящийся к России», а затем, в николаевскую эпоху «официальной народности», это слово стало означать православного верноподданного, то при Александре III слово «русский» теряет связь с культурными и вероисповедными каче­ствами и становится исключительно политической характеристикой настолько, что никому уже не казалось странным, что «истинно рус­ским» называют главного московского черносотенного публициста Грипгмута, ставшего после смерти Каткова редактором «Московских ведомостей», или ялтинского градоначальника Думбадзе, отличавше­гося особой полицейской свирепостью. А в 1905 г. уже никому не ка­зались дикими планы создания Мусульманского союза русского наро­да из казанских татар.

Представитель русского народа в этом политическом смысле не может быть носителем либеральных или революционных идей и на­мерений. Лица несоответственных убеждений, даже титулованные дворяне, как, например, лидер либералов князь Д.И. Шаховской, на титул «истинно русского» человека претендовать не могли. В этом смысле слово «русский» частенько употребляется и в современной по­лемике, например, когда историк-монархист Александр Боханов го­ворит: «Александр III был русским человеком, русским по строю сво­их мнений и чувств, считал, что сильная государственная власть есть благо для страны».

Именно в этом смысле «Гражданин» Мещерского призывал «рус­скую партию» сплотиться «перед угрозой для русской народности со стороны партии польской, финской, жидовской, армянской, мало­российской».

Александр III решительно стал во главе «русской партии». При вступлении на престол в 1881 г. император впервые, вопреки обы­чаю, не подтвердил особые привилегии, которыми пользовались нем­цы в Курляндской, Лифляндской и Эстляндской губерниях, состав­лявших «Прибалтийский край». Для подготовки мероприятий, долже­нствовавших унифицировать управление в крае, была проведена в 1882 г. ревизия под руководством сенатора Н.А. Манасеина, а вско­ре по ее рекомендациям проведен и ряд реформ. Законом 9 июля 1888 г. прежняя выборная дворянская полиция была заменена пра­вительственной, устроенной на тех же основаниях, что и в централь­ных губерниях. В 1889 г. было распространено на Прибалтику, хотя и не вполне, действие судебных уставов 1864 г. С 1884 г. немецкие училища преобразуются в городские училища с русским языком пре­подавания. Законами 1889—1890 гг. в крае было введено обязатель­ное обучение на русском языке по всем предметам, кроме Закона Божия евангелическо-лютерапского исповедания, во всех мужских и женских частных учебных заведениях. В 1893 г. немецкий Дерпт по­лучил русское название Юрьев (ныне Тарту), и в юрьевском ветери­нарном институте введено преподавание на русском языке, позднее на русский язык перешел и Юрьевский университет (кроме богосло­вского факультета).

В 1885 г. приходские школы армянской григорианской церкви были преобразованы в русские, и хотя через год эта мера была отме­нена, она глубоко оскорбила армян и вызвала появление в их среде оппозиционных настроений, которых ранее там не было. В 1890 г. русский язык преподавания был введен в школах и духовных семина­риях Грузии. В центре католической Варшавы был отстроен колос­сальный православный храм св. Александра Невского, снесенный «благодарными» поляками в 1920 г.

Особенно сильным стеснениям были подвергнуты евреи, влияние которых казалось идеологам александровской эпохи особенно разру­шительным для истинно русского сословного строя жизни. Впервые основания этого нового курса, который означал переход от политики ассимиляции евреев к их дискриминации, были намечены в записке царю, составленной Игнатьевым 12 марта 1881 г. «В Петербурге, — утверждал Игнатьев, — существует могущественная польско-жидовская группа, в руках которой непосредственно находятся банки, бир­жа, адвокатура, большая часть печати и другие общественные дела. Многими законными и незаконными путями и средствами они имеют громадное влияние на чиновничество и вообще на весь ход дел... Про­поведуя слепое подражание Европе, люди этой группы, ловко сохра­няя свое нейтральное положение, очень охотно пользуются крайними проявлениями крамолы и казнокрадства, чтобы рекомендовать свой рецепт лечения: самые широкие

права полякам и евреям, представи­тельные учреждения на западный образец. Всякий честный голос рус­ской земли усердно заглушается польско-жидовскими криками, твер­дящими о том, что нужно слушать только "интеллигентный" класс и что русские требования следует отвергнуть как отсталые и непросве­щенные». Собственно и Земский собор был нужен Игнатьеву, чтобы заглушить эти «польско-жидовские крики».

Резолюций царя на экземпляре, сохранившемся в архиве Игнать­ева, нет, но государь, вообще не жаловавший «инородцев», програм­му несомненно одобрял. Во всяком случае, Валуев в дневнике 21 ап­реля 1881 г. записал: «Государь сказал о графе Игнатьеве, что хоро­шо, что он у дел, потому что "настоящий коренной русский"».

Проведение последовательной государственной политики дискри­минации евреев требовало, однако, публичного идеологического обос­нования. Свой вариант такого обоснования вскоре после цареубийства 1 марта 1881 г. предложил известный русский историк и консерва­тивный публицист Дмитрий Иловайский. В статье, опубликованной в «Петербургских ведомостях» вскоре после цареубийства, он утверж­дал, что «нигилисты и социалисты» — только «грубое, нередко бессоз­нательное орудие», что их направляют на преступления «не столько враги собственности и общественного порядка, сколько внутренние и внешние враги Русского государства, русской национальности». Среди врагов России Иловайский на первое место ставил поляков, а на вто­рое — евреев, на том основании, что «в последних процессах, убий­ствах, покушениях и университетских беспорядках они выступают ед­ва ли не самым деятельным элементом». Но этот простодушный аргу­мент Иловайского легко опровергался либералами указанием на то, что именно «стеснения» против поляков и евреев толкают их во множе­стве в ряды революционеров.

И тогда на помощь власти пришли гораздо более искушенные «ис­тинно русские». Почтенный славянофил Иван Аксаков создал из антисемитизма почти респектабельную политическую доктрину. В сен­тябре 1881 г., после чудовищной волны еврейских погромов, он опубликовал в издававшейся им газете «Русь» «План преобразования быта евреев в России», составленный на основании трудов Якова Брафмана. Как писал Аксаков в предисловии, «покойный Брафман — сам еврей, перешедший потом в протестантство — оказал истинную услугу человечеству раскрытием организации и тайн еврейского кага­ла, в своем известном издании "Книга кагала"». «Услуга человечест­ву» была довольно сомнительного свойства. Брафман извлек из архи­ва книгу постановлений виленского кагала — органа самоуправления еврейской общины в Речи Посполитой, а затем в черте оседлости за­нимавшегося сбором налогов с еврейского населения и налагавшего наказания на нарушителей религиозных обычаев. Постановления от­носились к XVIII в., но Брафмана это не смутило. Он принялся утве­рждать, что кагалы продолжают тайно существовать и после того как они были упразднены законом 1844 г. Именно они, сплачивая еврейс­кие обшины в единую монолитную корпорацию, обеспечивают им ус­пех в коммерции и возможность эксплуатации нееврейского населе­ния.

По мысли Аксакова, российские кагалы, составляющие «государ­ство в государстве», направляются из зарубежного центра, цель кото­рого — установить власть еврейского народа, продолжающего считать себя единственным богоизбранным народом и не признавшего Христа мессией, над всем миром, то есть установить, как писал Аксаков, «миродержавство антихристианской идеи во образе миродержавства ев­рейского». Установление еврейского равноправия, за которое ратуют либералы, означало бы только «порабощение всей остальной России еврейскому "правовому порядку", юрисдикции и власти кагалов...»

Аксаков призвал власти к пересмотру существующих законов, «узаконяющих и ограждающих» «бытие этой чудовищной аномалии, какую представляют отношения еврейства к христианскому населе­нию, — той исполинской, могущественной стачки, разоряющей десят­ки миллионов Русского народа, — того государства в государстве, — той тайной, космополитически-племенной иудейской организации, которая опирается, с одной стороны на свой политический нацио­нальный центр, на "Всемирный Еврейский конгресс" в Париже, с другой — на русское правительство, на Свод законов самой Российс­кой империи?!..»

Игнатьев, внимательно прислушивавшийся к советам Аксакова и даже принимавший на службу в министерство «экспертов» по его реко­мендациям, решительно приступил к делу, и уже 3 мая 1882 г. были опубликованы «Временные правила о евреях», которые существенно ограничивали гражданские права евреев в губерниях «черты еврейс­кой оседлости». Евреям запрещалось селиться вне городов и местечек, а также прекращалось совершение всех купчих крепостей, закладных и арендных договоров на имя евреев, доверенностей на недвижимое имущество.