Выбор варвара

Диксон Руби

— Останься со мной на ночь, — бормочет он. — Либо здесь, на корабле, либо в деревне.

Я киваю. Быть с ним совсем не трудно. Пока я могу лежать в его объятиях, мне все равно, где мы находимся.

— Конечно.

Он прижимается к моим губам еще одним крепким, пылким поцелуем.

— Останься со мной. Навсегда.

Я целую его в ответ, проводя кончиками пальцев по щетине на его голове. Сначала мне показалось странным отсутствие у него волос, но я нахожу их прикосновение к своей коже возбуждающим.

— Всегда. Мы связаны. Ты получишь кхай, и тогда ты будешь резонировать со мной, и все будет так, как должно быть. Ты можешь переехать в мой

дом вместе со мной. Он маленький, но уютный.

Мёрдок отстраняется, его восхитительный, завораживающий рот сжимается.

— Я хочу, чтобы ты полетела со мной.

— С тобой? Куда? Конечно, мы не можем улететь сейчас, когда Хар-лоу лечится.

Он качает головой.

— Я имею в виду, когда мы уедем отсюда. Полетели со мной. Оставь эту планету позади. — Его пальцы запутываются в моей гриве, и он покрывает мое лицо еще более легкими, головокружительными поцелуями. — Будь всегда рядом со мной.

— Я не могу уйти, — тихо говорю я ему. Похоже, он еще не понимает, как работает кхай. — Мне подарили мой кхай много-много лет назад. Как только кхай помещен внутрь кого-то, он не может быть удален. Если я выну его, я умру. Если я умру, он умрет. Я должна оставаться в своем мире.

Он прижимается губами к линии моего подбородка, а затем перемещается, чтобы прикусить мое ухо. Я задыхаюсь, потому что, когда его зубы касаются моей мочки, это вызывает ощущения, пробегающие по моему телу, и отвлекает меня от его следующих слов.

— Мы можем удалить его.

Мне требуется мгновение, чтобы осознать, о чем он говорит. Я отстраняюсь, удивленно глядя на него снизу вверх.

— Что значит, вы можете его удалить?

— В медицинском отсеке. Он может легко быть удален. Ты можешь убрать его, а потом полететь со мной. — Он улыбается, как будто это чудесная вещь. — Разве ты не хочешь увидеть звезды? Другие миры? Есть такие, которые настолько теплые и приятные, что кажется, будто тебя завернули в одеяло. Есть миры, где нет такого понятия, как снег. И пляжи, насколько хватает глаз. Держу пари, тебе понравились бы пляжи.

Я качаю головой, отстраняясь от него. Я делаю несколько шагов, потому что мне нужно время подумать.

— Ты бы забрал у меня мой кхай?

— Это можно сделать. Я обещаю, что ты ничего не почувствуешь.

— Но… — я прикасаюсь к своей груди, где она поет даже сейчас. — Это то, что нас связывает. Это то, что делает нас парой. Если я уберу его, мы будем просто… двумя людьми, которые не находят отклика.

— Ты только что сказала, что это не имеет значения, Фарли. Что пока мы выбираем друг друга, это все, что нам нужно. — Мёрдок подходит ко мне, кладет свою руку поверх моей, там, где я прижимаю ее к сердцу. — Мне все равно, есть у тебя кхай или нет. Мне все равно, если ты никогда больше не споешь ни одной ноты. То, что есть у нас с тобой, кажется особенным. Это кажется правильным. И я хочу быть с тобой. Не только на день или два, не только пока я здесь, на этой планете. Навсегда.

У меня такое чувство, будто мое сердце разорвали когтями в клочья. «То, что есть у нас с тобой, кажется особенным». Но… что, если мой кхай удалят, и это будет ни на что не похоже? Ужас пронзает меня при этой мысли. Удалить его? Потерять мою связь с ним? Но если я этого не сделаю… Мёрдок пробудет здесь всего несколько дней.

— Ты мог бы остаться, — мягко говорю я. — Останься со мной.

Он бледнеет.

Мне больно, глубоко в моей душе.

— Ох.

— Дело не в тебе, Фарли. Это… я. — Он оглядывается по сторонам, как будто может видеть снаружи. — Я не

могу остаться. Я не могу. Не здесь. Здесь так чертовски холодно, что я чувствую оцепенение. Солнца почти не всходят. И у твоих людей практически нет технологий. Я механик — что бы я стал делать тут? Я ничего не привношу на стол, у меня нет никаких ценных навыков.

— Мне все равно, — кричу я, и мое сердце разрывается на части. — Ты все еще можешь быть моей парой. Я могу научить тебя охотиться.

Мёрдок выглядит грустным.

— Если я останусь здесь, я оставлю позади всех и все, что я когда-либо знал.

— Если я пойду с тобой, я сделаю то же самое.

Мы оба молчим. Он не останется, а я… я не уверена, что хочу уходить.

МЁРДОК

Человек Хар-лоу будет жить.

Это, пожалуй, единственное хорошее, что мы сделали за этот день. Нири заканчивает свою работу поздно вечером, и к этому времени уже прибывают несколько человек из племени. Вэктал и его жена уединились с Чатавом, а Тракан подружился с парой охотников по имени Бек и Ваза. Два человека по имени Мэдди и Лейла привели Рухара навестить его мать, и Рух не отходил от своей пары. Хар-лоу выглядит лучше после операции, хотя длинная прядь ее оранжевых волос была сбрита. Она спит, а ее семья присматривает за ней.

Фарли со мной не разговаривала. С тех пор, как я предложил удалить ее кхай. Я понятия не имел, что она рассматривала это как неотъемлемую часть своей жизни. Наверное, я все еще изо всех сил пытаюсь увидеть в нем что-то иное, кроме удобного паразита. Но для нее это создало связь между нами, и если она уберет его, мы потеряем эту связь. Она не хочет ее терять.

А я… я не хочу терять ее.

Мы в тупике. Я говорю себе, что, возможно, мне стоит подумать о том, чтобы остаться здесь, на Ледяной планете, но эта мысль заставляет меня содрогнуться. Оставленный позади? Смотреть, как улетает корабль, зная, что меня бросили навсегда? От этой мысли меня выворачивает наизнанку. Пребывание здесь — это билет в один конец. Спасения не будет, никогда. Я бы остался здесь на всю оставшуюся жизнь, ел мясо и прощался с теплым солнечным светом летнего дня. Это изменило бы… всё.

Это мой худший страх, и все же…

И все же я одержим Фарли. Я изголодался по ней. Возможно, я даже люблю ее, хотя трудно сказать, зная ее всего один день, но достаточно ли этого, чтобы повернуться спиной ко всему, что я когда-либо знал, и принять примитивную жизнь? Я не знаю, готов ли я.

Больше всего на свете я ненавижу то, что причинил ей боль.

Даже сейчас меня тянет к ней. Она сидит с двумя человеческими женщинами. Они смотрят друг на друга, их руки жестикулируют, и через мгновение я понимаю, что это примитивный язык сигналов, который они все знают. Я подхожу, не в силах оставаться в стороне.

— Тебе что-нибудь нужно?

Блондинка смотрит на свою темноволосую сестру и делает жесты. Когда она получает ответ, то качает головой.

— У нас все в порядке, — говорит темноволосая.

Фарли молчит. Она не смотрит на меня. Я чувствую себя так, словно каким-то образом предал ее доверие, и мне это не нравится. Я уже скучаю по ее жизнерадостным улыбкам и безграничной радости. Она не должна грустить. Никогда.

— Я, ээ, заметил, как ты жестикулируешь, — говорю я сестре-блондинке. — Это что, своего рода сигнальный язык? Тебе нужен языковой файл, чтобы научиться говорить на старосахском? Это то, на чем говорят Фарли и другие