Выбор
Шрифт:
— Я не хочу, чтобы ты думал трезво, — почти шепчет она.
Мне приходится собрать последние остатки сил, которых жалкое количество, и повернуть голову, чтобы взглянуть на неё через плечо. Но как только это делаю, ладони Эммы ложатся на спину, а её губы касаются лопатки, оставляя дорожку поцелуев. Она скользит руками и перебирается на грудь, обогнув талию и, тем самым, заключив меня в объятия.
У меня медленно едет крыша, даже стук в дверь не возвращает здравый рассудок.
— Черт, забываю, — говорит Мэйсон. — Прости,
— Свали, Мэйс, — выдыхаю я.
— Как будто первый раз, — слышу усмешку в его голосе, а следом шаги, которые удаляются.
Не тороплюсь сказать что-то в ответ, поцелуи Эммы продолжают дурманить, как и ладони, что двигаются по телу. Я всеми силами избегал близости с ней в родительском доме, но желание настолько сильное, что начинают болеть виски. Это подобно пытке, и мне мало того, что было в машине. Я начинаю зависеть от её тела.
Глава 34
Судя по тому, каким я возвращаюсь, а, то есть, расслабленным, можно сказать, что легко даю себе спуск и теряю контроль. Я уже не так собран, как прежде. Моя жизнь была соткана из тренировок, сейчас же всё поменялось, и я увлечён не только хоккеем. Теперь он больше не на первом месте. Это очень пугающий фактор. Стоит дать слабину, и моя фамилия спустится на дно к тем неудачникам, которым боялся стать. Я не припоминаю себя в числе худших. Я всегда был в тройке, и легко удерживал позиции. Сейчас мне стоит найти золотой баланс между отношениями и собой. Я не на шутку ушёл с головой, что значительно размывает будущее. Мне не доводилось быть в подобном положении, и сейчас это впервые.
Как говорила Эмма: она не может заниматься всем, чтобы преуспеть во всём. Это возможно только тогда, когда упор уходит в одну деятельность. Возможно, когда я катался и не отвлекался, получал желаемый результат. Сегодня мне страшно. По-настоящему страшно, потому что я стараюсь видеть себя со стороны. Мне не нравится то, что я наблюдаю. Ощущение, что я не дотягиваю, хотя могу ошибаться и придраться. Да, внутри абсолютно новые чувства, словно начал парить, но мои успехи в хоккее, кажется, становятся провалом. Именно этот факт заставляет меня посмотреть на всё под другим углом вечером в субботу. Из-за нелетной погоды, нам предложили перенести рейс или дождаться улучшения. Выбора не было, уже в обед мы приземлились в Торонто.
— У тебя есть планы? — спрашиваю я, обращаясь к Рэну, который указательным пальцем постукивает по пульту и по второму кругу листает каналы.
Он переводит взгляд на меня.
— В девять вечера? — иронизирует Рэн, замечаю, как у Картера дёргается уголок губ. Он вот-вот что-то выдаст, но я больше не готов держаться. Ответ будет незамедлительным: мой кулак в его челюсти.
— Да, — язвлю я. — В девять вечера.
Рэн выгибает бровь, явно не привыкший к подобной реакции с моей стороны. Но, как было
— Лечь спать.
Картер тихо фыркает, но мы игнорируем. Его никто не держит, хочет тусить — пусть тусит.
— Я хочу покататься.
— Покататься? — с толикой замешательства, интересуется Рэн. — В девять вечера?
— Да, черт возьми, в девять вечера. Ты долго будешь упоминать время?
Не знаю, почему раздражаюсь, но глупые вопросы всегда выводят из себя. Меняется даже мой словарный запас.
— И где?
— Где ты тренируешься, у нас широкий выбор?
— В такое время нас никто не пустит.
— Есть как минимум один способ, чтобы пустили.
— Думаешь, старик примет деньги?
— Доллар вряд ли, а вот пара сотен с удовольствием утешит его этой ночью.
— У тебя завтра тренировка, будешь платить деньги?
— Мне нужно.
Рэн вопросительно выгибает бровь, чувствуя неладное, но мне необходимо услышать хотя бы его мнение. Я всё ещё помню, что рассказала Эмма. У меня есть выбор, и если он падет на согласие, то последнее, чего хочу и первое, чего боюсь — утянуть всех на дно.
Поднимаюсь с дивана.
— Ты идёшь?
— Если тренер выкинет меня из команды, то тебе придётся найти новую, и не хуже.
— Не ной, как размазня.
С лицом человека, которому только что бросили перчатку в лицо, Рэн поднимается и выпрямляется. Он несколько секунд изучает меня проницательным взглядом, после бросает его на Картера и качает головой.
— С каких пор ты начал рисковать? В чём дело?
— Чем я рискую сейчас?
— Обучением тут.
— Тут несколько университетов, — напоминаю я.
— Не только этим.
Я закатываю глаза, прекрасно понимая, куда ведёт разговор.
— Мои отношения вас не касаются. Я способен разобраться сам.
Картер снова фыркает, и я перевожу взгляд на него. Такого равнодушия у меня от роду не было.
— Если тебя что-то смущает, можешь свалить в комнату.
— Это не только твоя квартира, — скалится он.
— И не твоя. Если ты забыл, сумма складывается от нас троих. Я могу говорить тут о чём угодно. Делать всё, что угодно. Приводить, кого захочу. Если не устраивает и ты продолжаешь плакаться, то пора очнуться.
— Мне не интересны девчонки, в которых побывал твой член.
— Скажи это Диане и Кире.
Его лицо становится мрачным.
— Так себе.
— Трижды так себе, — раздражаюсь я, но Рэн почему-то находит это смешным.
— Я ничего не помнил.
Не удерживаю глаза на месте и вновь позволяю им закатиться.
— Мне плевать. Можешь вернуться и ещё раз. Кто знает, может, она и сейчас тебя не вспомнит.
— Она пишет мне.
— Кто? Твоя шизофрения? Они обе послали тебя нахрен. Диана сделала это дважды.