Выбор

Гончарова Галина Дмитриевна

— Не за что, боярышня. Служба у меня такая.

— Ты хороший слуга, Адам. Верный и честный.

Адам кивнул. Да, таким он и был, и знал это за собой. Приятно, когда твои достоинства замечают.

— Идем, боярышня. Позволь тебе руку предложить.

Устя позволила, и руку приняла, и к себе пошла. Что ж, как оно случилось, так тому и быть. Хотела она что-то поменять, да видно, не меняются некоторые люди. Хотя и забавно это получилось.

* * *

Аксинья стояла перед троном, рука об

руку с царевичем Федором.

Миг триумфа.

Она такими словами не думала, но торжествовала.

Вот вам всем, боярышни! Охотились на царевича вы, а поймала его я! Я!

Я!!!

Скромная да умная Аксинья Заболоцкая, которая своего часа ждала и дождалась. Совсем как в сказке, когда младшая сестра и красива, и умна, и счастье обрела, вопреки злобным проискам…

Счастье, да не с тем.

Вот он, Михайла, Мишенька, в углу стоит, глазами круглыми смотрит, хлопает ими, ровно сова — не ждал, любЫй мой? А ужо тебе! Смогла я, добилась, царевной я буду, а ты на посылках у меня будешь, добьюсь я…

Царевич Федор нерадостным выглядит, ну так что же?

Скоро он поймет, что младшая-то сестра лучше старшей, скоро все про то поймут.

Вот и государь понял уже, смотрит довольно, улыбается, брата благословляет, а там и свадьба скоро будет…

Патриарх чем-то доволен, царица Любава смотрит благосклонно, мать-то не обманешь, мать сразу поймет, что для сына ее лучше будет! Не Устька!

Гадина!!!

Что ей — мало было?! Мало, да?!

Михайлу моего…

НЕНАВИЖУ!!! Обоих!!!

Ничего, теперь у нее, у Аксиньи власть вся, теперь все они у нее в кулачке будут! И поделом!

Сверкнули глаза, расправились плечи… пожалуй, в эту минуту Аксинья была почти красива. Только вот никому до того и дела не было. И это было самым горьким.

Хорошо еще, сама Аксинья этого не понимала. И улыбалась.

Здесь и сейчас она торжествовала победу.

* * *

Борис едва до конца досидел, уж потом отпустил всех, патриарха к себе позвал.

— Поговорить хочу, Макарий.

— Как велишь, государь.

Борис долго тянуть с вопросами да вежество разводить и не стал, рубанул с плеча.

— Что тебе Любава за этот спектакль пообещала?

Патриарх тоже не стал отнекиваться да круги плести. Когда б не спросил государь — то одно, а ежели понял… чего врать-то?

— Государь, мне царица ничего не обещала, уговорила попросту. Боярышня Устинья для царевича жена плохая, да ты и сам то видишь. Слишком она умна да сильна, она Федора в дугу согнет, от матери оторвет.

— Ему бы и на пользу, нет?

— Не знаю, государь, не ведаю. Федор легко чужому влиянию поддается, тебе то ведомо. Сейчас жена им управлять не будет, а мать его крепко держит.

— Мать тоже не вечная.

— А потом ты, государь, ее заменишь. А боярышня Аксинья глупа да податлива, будет детей рожать да покрова расшивать, ей большего

и не надобно. Чернавок гонять да мужа ждать.

— Это верно. Откуда Любава знала, что Устинья упадет так-то?

— Про то не ведаю, государь. Может, договорилась она с боярышней, может, еще чего, могла она. А мне так объяснила, что никогда бы Феденька не согласился на замену, вот и пришлось хитростью взять. И тебе она признаться не могла, ты вранье не одобряешь, а как раскрыл бы ты замысел ее, так второй раз не получилось бы уже.

Борис подумал зло, что так ему и Любава скажет, слово в слово. И не отмолвишь ведь!

— Не получилось бы, это верно. Хорошо, Макарий, когда венчать этих двоих можно?

— Так через три дня, государь, и повенчаем, как дОлжно.

— Вот и ладно. От меня подарок жди хороший.

— Благодарствую, государь. А все ж ты тоже о женитьбе подумай? Покамест боярышни во дворце, их и задержать можно?

Борис брови поднял, а потом и улыбнулся.

— И то верно. Распорядись, чтобы без моего приказа никого не трогали, по домам не отсылали. Еще один отбор объявлять не будем, не надобно, а потихоньку я со всеми оставшимися боярышнями переговорю, а там и с отцами их.

— Как прикажешь, государь, так и будет.

Макарий улыбнулся довольно.

Мудрый он все-таки… и взгляды Бориса в сторону Устиньи давненько заприметил. Оно, конечно… невеста младшего брата. Нехорошо так-то.

Но ежели девушка обоим в душу запала?

И ежели самому себе признаться, то царица из нее куда как лучше получится, чем царевна. Умная она, боярышня Устинья, решительная, спокойная, и держать себя умеет, и говорит с достоинством.

Для царя она куда как лучше подойдет, чем любая другая.

Макарий, конечно, семье своей был предан, как без того. И родных любил, нельзя ж в себе все мирское вовсе убить, не получается так-то. Но ежели для Россы лучше так, как сложилось? И довольны все? И Любава с Платоном довольны, и Федор доволен будет, когда поймет, и Борису с Устиньей хорошо будет, надобно царю еще сказать, чтобы он Федора куда отослал подальше, когда жениться надумает на Устинье. А то неладно так-то будет.

Натворит еще Федька дел нехороших… лучше пусть едет в Козельск или Орловск, губернатором там. И Любаву с собой заберет.

Так-то оно всем лучше будет, да и патриарху бы от таких родственничков подальше — тоже неплохо.

И Макарий, хитро улыбаясь, отправился распоряжаться.

* * *

— Маменька, это что за… и….?!

Федор своих чувств и вовсе не сдерживал. Полетела в дальний угол ваза безвкусная, полетела за ней табуретка…

— А ну-ка довольно мои покои крушить! Сядь и послушай.

Таким тоном Любава слона на марше остановила бы, не то, что сЫночку любимого. Федор и остановился, как вкопанный, только глазами вращал, что тот слон, да дышал шумно.