Вырь. Час пса и волка
Шрифт:
Незнакомец помолчал, и молчал он долго. София успела испугаться, что он начнёт кричать. Возможно, даже ударит её по лицу.
София вдруг поняла, что лицо её и вправду ощущается тяжело, неправильно. Она коснулась своего лица. Запястье её так и застыло, поднятое.
– Не снимай повязку, – в голосе незнакомца София уловила тревогу. – Ещё рано.
София с трудом присела, ощупала на себе незнакомую одежду и плащ, служивший покрывалом. От плаща пахло конским потом и навозом. Она повернулась и уткнулась носом в стенку шалаша, служившего
– Теперь это твои вещи. Не бойся их запачкать. Они и без того нуждаются в стирке. Я должен сказать. Должен был сразу, но не хотел пугать тебя. Я знахарь. Зна-харь. Прости, я плохо говорю на твоём языке. Понимаешь, что я говорю? Мне стоило сперва… спросить тебя об этом.
«Знахарь!» – София помертвела, представив, как этот незнакомец притрагивался к её телу, пока она была без сознания.
Притрагивался. Притрагивался. Человек со шрамом на лбу. Запах гари и мочи. И ещё – сладко-приторный. Запах разложения. Она была знакома с этим запахом. Ей часто приходилось видеть мёртвых, провожать их в последний путь вместе с отцом.
Но тот человек со шрамом был живым. И он делал ей больно.
– Нет-нет, – словно прочитав её мысли, незнакомец стал говорить быстрее. – Я не стану дотрагиваться до тебя без твоего разрешения. И никто больше не станет. Не веришь? Разумеется, не веришь. Так даже правильней.
София схватилась за повязку у себя на голове и, прежде чем незнакомец успел её остановить, сорвала, оставив болтаться на шее.
Незнакомец вскочил с места, но тут же замер на полусогнутых ногах, не успев приблизиться. Теперь они смотрели друг на друга, глаза в глаза.
София не двигалась. Теперь, когда левый глаз перестала скрывать повязка, она почувствовала себя немного спокойнее.
Но что-то в поведении незнакомца показалось ей в этот момент неправильным.
– Ты… – незнакомец недоуменно воззрился на неё, будто увидев перед собой нечто неожиданное. – Твой глаз. О, нет! Этого не должно было произойти. Нет-нет! То есть, я хотел сказать… Послушай. Послушай меня, грачонок. Ответь. Ты способна видеть левым глазом?
София заморгала. Нечто и правда мешало ей видеть, как прежде. Она повернулась, села прямо. Сощурилась, силясь разглядеть неясный силуэт, мелькающий за костром.
Силуэт не поддавался, не позволял явить себя. Но и не исчезал.
София вспомнила боль в левом глазу и содрогнулась, испугавшись повторения. Но вместо того, чтобы вновь разрыдаться, она заставила себя приглядеться к неясному силуэту, неисчезающего за костром.
Не до конца осознавая, что делает, София накрыла правый здоровый глаз ладонью, продолжая смотреть только левым.
Сердце пропустило удар.
– «Чтоб мне тело нарастить!» – в голову вполз тягучий голос. – «Она меня видит!»
Из черноты на неё смотрело безмолвное существо. Сквозь пакли волос, больше походящую на свалявшуюся шерсть, горели угольки красных глаз. Заместо морды – улыбка, некогда принадлежащая
София уже видела такие улыбки. У мертвецов в церкви, когда рот их был набит землёй, а губы – зашиты плотной нитью.
5. Благота
Выглянувшее из-за туч полуденное солнце припекало спину сквозь одежду. Благота с опаской покосился вниз с крутого склона, приседая к влажной земле. Натоптанная звериная тропа давно растаяла в высокой траве. Каждый новый шаг приходилось делать вслепую.
Благота сглотнул от страха, отвернулся. Вила ждала его наверху, в тенистых зарослях. Она в тягостном молчании наблюдала за его неуклюжим подъёмом. Благоте пришло в голову, что виле доставляет удовольствие созерцать его страдания. С каждым разом она выбирала всё более хитрые пути. Сама же вила выглядела решительно не уставшей.
Между тем Благота надеялся, что в случае его падения со скалы господица Скалы Слёз не станет лить горькие слёзы после его смерти, а проявит снисхождение и дарует ему должное исцеление. Благота остановился возле кустов шиповника, выставляя осиновую палку в траву и почёсывая сгоревшую на солнце шею. Что-то привлекло его внимание в зарослях на соседнем хребте.
Три горных серны с тёмными масками шерсти на вытянутых головах пробирались в сторону леса. Последняя из них остановилась, увлеченная побегами шиповника.
В животе у Благоты заурчало. Он тоскливо поморщился, пытаясь вспомнить, когда последний раз ел тёплую пищу.
– То, о чём ты говоришь, – сверху донесся задумчивый голос вилы, – далеко отсюда.
– Верно, – Благота заставил себя продолжить подъём. – Княжество Инверия там, на северо-западе. Два месяца пути. Может, меньше – если будет везти.
– Север, юг. Разницы никакой, если говорить о сделке с божеством. Мизгирь. Ему некуда бежать и прятаться. Явидь станет следовать, станет прятаться в людях. В случайностях.
– Разве я сказал, что он пытался бежать и прятаться? Снова заглядываешь вперёд… господица.
Благота добрался до спасительной тени, встал рядом с вилой. Она не шелохнулась, скрещивая их взгляды. В этот раз её глаза оказались цвета зазеленевшего после дождя хмеля, прорастающего в долине Кантар, откуда он был родом.
– Твои глаза как зеркальца, – вырвалось у него.
– Знаю. Такие же пустые.
– Что? Нет. Я имел в виду вовсе не это. Они сияют, как зеркальце. Причудливо отражают свет. О, солнце! Неужто ты обиделась? Тогда прошу, залезь мне в голову, чтобы убедиться, что я не вру. Только не так сильно, как в прошлый раз.
– Знаю, что не врёшь. Твоё сердце очень громкое.
Вила возобновила молчание, опустив ресницы. Лёгкий ветер качнул её густые спутавшиеся волосы, сплетая золотисто-русые и серебряные пряди. Благота успел заметить обнаженное ухо вилы – маленькое и аккуратное, едва заостренное.