Выше стен
Шрифт:
— Я не звала тебя сюда, Слав, не надо прикидываться униженным и оскорбленным! Твои жертвы никому не нужны. Иногда я не могу видеть твое лицо! Ты слишком сильно на него похож и давишь точно так же. Пусть я никчемная, пусть ничего не умею, но я буду жить, как сама захочу. Не вам решать. Никому из вас! — Мать изрыгает проклятия и изрядно смахивает на сумасшедшую.
Что она несет…
Теперь она воюет со мной. Я ей реально мешаю.
Мне давно не пять лет, но глаза жжет. Едва сдерживаюсь, чтобы не заорать, тупая боль изнутри
Обвинения в корысти были главным аргументом отца в их скандалах. Сейчас мы проверим, насколько он был прав.
— А как бы ты хотела жить, ма? Что именно тебе нужно? — спокойно спрашиваю я и даже заставляю себя улыбнуться.
Мать надолго задумывается, опускается на краешек дивана, тяжело дышит и неуверенно выдает:
— Да хоть… Да хоть салон красоты, как у Маши…
— Окей.
Снова углубляюсь в коробку, нахожу две пухлые пачки, перетянутые зелеными резинками, и протягиваю матери:
— Вот. Тут почти миллион. Хватит на материалы и пару месяцев аренды. Оживи свой блог, подтянется народ…
— Откуда это? — Злоба мгновенно в ее глазах сменяется обожанием и восхищением.
— Неважно. Поздравляю с предстоящим бракосочетанием.
— Ох, Славик, ты даже не представляешь, какой камень упал с моих плеч… Мы же теперь выберемся из нищеты. Ты… заходи! — Пачки скрываются в кармане ее растянутого худи. — Обязательно к нам заходи!
Мать часто моргает, улыбается, тараторит что-то еще, поднимается на носочки и целует меня в щеку… Пусть деньги она любит намного больше, я не могу на нее злиться. И не могу не заботиться, даже если намереваюсь бросить.
— А если мое мнение все еще для тебя важно, то… Пошли ты этого Валерона. И живи счастливо. — Сгребаю в рюкзак учебники и тетрадки, прохожу мимо мамы, ловлю и прячу орущего Славика под курткой и сваливаю в тихий вечер.
Отступать некуда. И каким бы я ни был на самом деле, хорошим мне уже точно не стать.
24 (Регина)
Я долго-долго смотрю ему вслед. Душа облачками пара через рот покидает нерешительное тело, устремляется за ним, теряет из виду и рассеивается в холодном воздухе…
Только что я была целой — мечтала, строила планы и крепко стояла на ногах, но теперь едва держусь. Прислоняюсь к окоченевшему кружеву калитки и пытаюсь собрать воедино эмоции, события и слова.
Свят, вопреки всему, спас меня от насмешек, не допустил моего позора, заступился, выслушал, целой и невредимой доставил домой. Он простил меня и в глубине души никогда не желал зла, поэтому и оставался таким красивым…
Нагромождения смыслов жужжат в голове, и руки дрожат. Не знаю, кто в прошлом причинил ему боль и заставил отгородиться от мира, но уже ненавижу этих людей.
Из-за деревьев стремительно наступает темнота, мир погружается в объятия
Но я не бегу, глубоко дышу и фокусируюсь на уютных картинках ежевечернего быта.
Я здесь. Я пока еще здесь.
На сердце легко.
В ярко освещенном окне в метре от меня мелькают силуэты — мама передает Андрею кофейную чашку с горячим волшебным зельем, и тот, благодарно кивнув, опускается в кресло и дует на пар. Они что-то обеспокоенно обсуждают, а передо мной в полный рост встает проблема номер два.
Пропавшие из сейфа деньги.
И паника, миг назад находившаяся под контролем, срывается с цепи.
Затравленно озираюсь по сторонам, но заборы, кусты и крыши сливаются в сплошной одинаковый фон. К ногам подползают сиреневые тени, ледяной ветер дует в лицо, на заброшенных дачах тоскливо завывают собаки. Свят ушел, бабочки улетели, я здесь одна и не смогу ничего предпринять. Кутаюсь в куртку и спешу к дверям.
На учиненный мною шум из гостиной выходит мама. Ее родная теплая улыбка тут же сменяется испугом.
— Регина, что случилось?!
За ней вырастает Андрей, его серый взгляд настороженно шарит по моей одежде.
Я слишком поздно вспоминаю про пятна и потеки грязи, причудливо украсившие джинсы и куртку, и, рассеянно махнув рукой, пускаюсь в объяснения:
— Упала. Опять. Вы же знаете, насколько я неуклюжая… — Снимаю ботинки «Прощай, молодость» и почтительно ставлю их на полку для обуви. — Да и куртка маркая. А пальто не ношу — решила вернуть Славику, как только он приедет…
Родители в смятении переглядываются, но мама первой обретает дар речи:
— Ладно. Переодевайся и мой руки. Ждем за ужином.
Мамин спокойный тон контрастирует с безнадегой в глазах, пугает и снова разжигает во мне чудовищную вину. Эти деньги были и ее надеждой…
Покорно плетусь в ванную, старательно смываю размазанный макияж и засохшую грязь, влезаю в безразмерную футболку и растянутые штаны и, поджав хвост, являюсь в столовую.
Там тихо и мирно.
Андрей галантно выдвигает стул и помогает мне сесть, нахваливает приготовленное мамой блюдо, смеется и шутит, но в паузах между словами повисает мучительная тишина и назойливо звенит в ушах. Дискомфорт нарастает, нежнейшее мясо не лезет в глотку.
— Регина, вернемся к нашему разговору… — мягко начинает мама, и серебряная вилка выскальзывает из моих онемевших пальцев.
К беседе тут же подключается Андрей:
— Мы понимаем, как для тебя важно общество сверстников, но Наташа рассказала, что ты являешься в таком виде не в первый раз. Если что-то происходит в стенах колледжа, я завтра же поговорю с директором. — Отчим невозмутим и надежен, от его красоты захватывает дух, но я ни за что не признаюсь ему, что несколько дней жестко огребала за проигрыш в споре. Хватит с Андрея и мамы подробностей моей интимной жизни.