Выше стен
Шрифт:
Интересно, какой он?
Мама говорила, что он поразительно похож на Андрея.
А еще — сделала вывод, что Славик благородный и добрый, но обида за душой очень долго не позволяла ему решиться на первый шаг.
«…Это от недосказанности. С этой проблемой мы справимся!»
Конечно справимся, и я отдам миротворческому процессу все силы!
Раздается звонок. Вскрикнув, я срываюсь с места и, сшибая плечами углы, лечу к двери.
С силой тяну на себя бронзовую ручку и отступаю назад от напора ледяного ветра. На пороге
— Свят?.. Что ты тут делаешь? — Голова кружится, и я приваливаюсь к стене, но мама и Андрей выступают на передний план, окликают и радушно приветствуют… кого?
Котенка?.. Свята?!
— Почему вы называете его так?!
Реальности двоятся и распадаются на фрагменты, я растерянно моргаю, дышу по системе, считаю от одного до десяти…
Как же он похож на Андрея… Те же глаза, тот же рост, те же сдержанные жесты, а еще — надежность и эксклюзивная, дорогая, сбивающая с толку красота.
Как Андрей мог не дать ему свою фамилию?..
Все со скрипом встает на места, и я хлопаю прозревшими глазами. Свят — мой сводный брат. А мама и я — те самые люди, что заставили его отгородиться от мира ледяными стенами. В его бедах и несчастьях виноваты мы…
25 (Святослав)
На подступах к дому моя больная решимость едва не улетучивается — воспоминания о счастливых моментах детства упорно лезут из памяти и ставят под угрозу блестящий план.
Усилием воли подавляю все чувства, кроме ненависти, глубоко вдыхаю и нажимаю на кнопку звонка.
Дверь открывает бледная испуганная дурочка — сначала до нее не доходит, что за гость стоит на пороге, а потом на лице отражаются тысячи эмоций и вопросов.
Расслабься уже, да, я и есть твой сводный брат. Ты же так мечтала меня полюбить…
Из гостиной выплывают папаша и его женушка — растерянные и нервные, но заранее натянувшие пластиковые улыбки до ушей. Я для них — обезьяна с гранатой. Неизвестно, зачем явился и чего от меня ожидать.
Между тем вариантов повеселиться масса.
Можно поиздеваться и порофлить над дурочкой, потрепать им нервы выходками избалованного мажора, показать интересное видео, рассказать о краже и о том, как с удовольствием промотал деньги папаши…
Насущные маленькие победы тоже никто не отменял. Мне необходимо отжать у Гафаровой свое пальто. Занять свою комнату и свое место за обеденным столом.
— Слава, а вот и ты! — восклицает отец треснувшим голосом, натурально изображая волнение.
— А вот и я… — киваю, снимаю куртку и вешаю на блестящий крючок. Котенок — единственное существо, о котором я беспокоюсь, прижимается ко мне, и я успокаивающе глажу его шерстяную голову.
— Слава, как же замечательно,
Святые угодники, подумать только, эта стерва великодушно приглашает меня в мой собственный дом…
Почтительно улыбаюсь ей, она отвечает тем же, но, прочитав в моих глазах не слишком скрываемое презрение, тут же захлопывается.
— Привет, добро пожаловать! Ого, а кто это у нас тут? — отмерев, хрипит дурочка, осторожно забирает у меня растрепанного, одеревеневшего от ужаса котенка и скрывается с ним в глубине дома.
Я ожидал истерики с падением на колени и бреда про бабочек, но девочка довольно неплохо справляется — вполне правдоподобно изобразила радость. Хотя вероятность, что она попросту ни черта не поняла, тоже никто не отменял.
Мне сейчас вообще не до нее — отвешиваю дежурный комплимент ее матушке, принимаю приглашение, и меня препровождают в столовую.
Похоже, я прервал семейный ужин — бежевая шелковая скатерть без единой складки или залома заставлена несколькими видами салатов и основных блюд, на накрахмаленных салфетках поблескивает безукоризненно начищенное столовое серебро. Едва ли Наташа успела бы накрыть такую поляну за время, пока я сюда добирался, однако это и не ресторанная еда. Должно быть, все трапезы папаши теперь проходят именно так, и от досады хочется смачно харкнуть под ноги — прямо на сияющий чистотой пол.
Но я голоден и, пожалуй, воспользуюсь халявой — отодвигаю стул и занимаю свое законное место, хотя прекрасно вижу — до того, как я заявился, на нем сидела Наташа. Как ни в чем не бывало смотрю на нее, невинно хлопаю ресницами, и она поспешно отодвигает свои приборы и ставит передо мной чистые.
Папаша, вечно пребывающий не в теме (по причине удобства такой жизненной позиции), удовлетворенно крякает, плюхается напротив, а его жена заботливо передает мне салат, хлеб, салфетку, солонку и все, что я периодически у нее прошу.
Подло и приторно улыбаюсь, вспоминаю полузабытые манеры, вооружившись вилкой и ножом, принимаюсь есть и исподтишка наблюдаю за отцом. Я высматриваю подвох, жду, когда придурок проколется, потому что он просто не может быть таким — расслабленным, улыбчивым, спокойным.
Он напрягает меня до оскомины, я мог бы прямо сейчас подпортить его блаженное настроение, но пока держусь непринужденно — никто не должен догадаться, какой гребаный ад творится в моей душе.
Надо признать, стерва вкусно готовит, видимо, поэтому отца настолько сильно развезло. Моя мать никогда не старалась ему угодить и чаще всего просто забивала на приготовление еды.
В коридоре шаркают шаги. Перестаю жевать и в замешательстве оглядываюсь — я так увлекся созерцанием этого балагана, что начисто забыл о существовании «папиной радости».