Высота одиночества

Борискова Ольга

— Чего тебе? — через минуту настойчивого стука в дверь на лестничной площадке показался Артём.

— Ипатова где? — рыкнул Игорь, оттесняя его с прохода, и прошел в коридор.

— Крылов, тебе успокоиться надо…

— Мне надо?! Мне?! — накинулся на Артёма Игорь. — Где эта… — Он поджал губы, сдерживаясь, чтобы не сказать то, о чем потом будет жалеть. — Мне нужна Рината, Артём.

— Я здесь, — из спальни показалась бледная Рина. Прислонилась к косяку и обхватила себя руками. На плечи её был накинут коричневый плед, волосы распущены и взлохмачены. Крылов на мгновение опешил — она выглядела подавленной и какой-то опустошенной. Но мелькнувшая жалость мгновенно была вытеснена обидой и злостью.

— Новиков,

выйди, — приказал он.

Артём неуверенно посмотрел на подругу, и только когда та кивнула, покорно вышел.

— Рассказывай. — Игорь перекрыл собой дверной проем, пресекая Рине пути к отступлению.

— Мне нечего тебе рассказывать, Игорь, — как можно бесстрастнее произнесла она, пряча взгляд. — Это моя жизнь, и не лезь в неё, прошу…

— Твоя жизнь… Ну конечно! Только твоя! — сказал он, смотря на нее с осуждением. — Ты же у нас пуп Вселенной, Ипатова! Мир вокруг тебя должен вертеться! Захотела — пришла! Захотела — ушла! Мне плевать, кто твои родители, ты под удар существование нашей пары поставила!

— Прости. — Рината опустила голову и прошла на кухню. Там, налив себе стакан воды, залпом его осушила и с грохотом поставила в раковину. — Я не должна была уезжать. И тренировка, — она коротко выдохнула, — я завтра обязательно приду.

— Не придешь. — Услышала она. Что-то в тоне его голоса заставило Рину повернуться и опасливо спросить:

— Что ты имеешь ввиду?

— А то и имею. — Он выдвинул табурет и плюхнулся на него. Сложив руки на груди, рассматривал ее снизу-вверх. — Ты считаешь, что ничего не произошло? Ты сбежала со старта, ты послала к чертям собачьим наши усилия, Рината, ты…

— Сказала же — прости!

— Прости? Рин, думаешь, это так просто? Попросила прощения и все образовалось само собой?! Я для тебя совсем пустое место? — в голосе Игоря сквозил упрек.

— Да при чем здесь ты?! — взорвалась Рината. — Это моя жизнь! Это моя боль! — тяжело дыша, кричала она, ногтями впиваясь в столешницу.

— А я в твоей жизни только ступень, правильно? — в тон ей заорал Игорь, теряя над собой контроль. — Ты думаешь только о себе! О своих желаниях! — Он вскочил с места и подлетел к ней, грубо встряхнул её за плечи. — А я как тряпка, о которую ты ноги вытираешь! Я все поставил на этот последний шанс выиграть Олимпиаду! Я терпел, молча проглатывал твои выходки, но ты…

— Что я?!

— Ты ни единого шага не сделала навстречу!

— Да я постоянно у тебя прощения прошу!

— А сама-то хоть понимаешь, за что? — усмехнулся он.

Рината промолчала. Снова опустила голову и прикрыла глаза. Игорь разжал пальцы, невольно подумав о том, что скорее всего от его рук у неё появятся синяки. Да какая уже разница, что с ней будет, если она не желает принимать его, как часть собственной жизни? Он и так на окраине её сердца, у таблички с надписью «выход».

— Ничего ты не понимаешь. — Игорь снова уселся на покоцанную старенькую табуретку и оперся локтями о стол, опустил голову и взлохматил волосы. В образовавшейся тишине он услышал всхлип. За ним еще один, и еще. Вскинул голову и посмотрел на Ринату. Та, привалившись к кухонному уголку, плакала.

— Перестань. — Не хватало ему сейчас её слез.

Но она и не подумала остановиться. Руки её медленно обхватили собственные плечи, а слезы продолжали капать. Она вся сжалась, и теперь казалась Игорю такой маленькой, такой одинокой. Он снова подумал о ней, о том, какой была её жизнь. Как так все у неё перевернулось, взболталось? Как она оказалась в этом убогом бараке?..

— Рин…

— Что ты хотел от меня услышать?! — вдруг просипела Рината и подняла на него измученный взгляд.

— Да уже ничего. Ничего, — равнодушно покачал он головой.

— Ну уж нет! — Рина подошла, встала перед ним и, шмыгнув носом,

продолжила: — Твоя догадка оказалась верной. Действительно, Богославской и Бердникову я обязана своим появлением на свет. Что еще ты хотел узнать? Почему я их так сильно ненавижу?! — её голос был тихим, но Игорь чувствовал, как в ней разгорается пламя, тот огонь, что она сдерживала в себе несколько лет. — Им не нужен был ребенок, Игорь. Им нужна была машина для добычи золота. Они с самого детства меня оберегали, охраняли, а я по наивности думала, что это искренне… А оказалось — ложь! Правильно! — Рината ударила кулаком по столу и сощурилась от боли. — А зачем со мной возиться-то с маленькой?! Пеленки менять, кормить, гулять! Слушать мои истерики по ночам! Лечить меня, когда я болею, тратить на меня свое драгоценное время! За них это сделали нянечки в детском доме. А когда я подросла, они к себе забрали и начали… начали лепить из меня великую спортсменку… — Рината обессилено привалилась к стене и закрыла глаза, напрасно пытаясь сдержать рвущиеся из груди рыдания. — Моя жизнь оборвалась, когда Бердников пришел ко мне в больницу после Ванкувера и заявил, что он мой отец. — Она смотрела на Игоря, и глаза ее были полны боли. — А Богославская… Я мечтала, чтобы она была моей мамой. И вот… — Рина, усмехаясь, развела руки. — Бойся своих желаний, — хрипло засмеялась, а по лицу, вопреки этому рваному надломленному смеху, слезы все текли и текли. Слезы боли и отчаяния. Те самые, которые она за эти четыре года так и не смогла выплакать, которые ей не дали выплакать. Игорь поднялся и обнял её.

— Прости меня, Игорь. — Она обхватила его шею руками и крепко прижалась к нему. — Я испугалась! Никто… — её горячий шепот опалял его шею, — никто не знал об этом. Мне стыдно за то, что они мои родители, мне больно, что они мои родители, и ненависть моя к ним — самое реальное чувство, которое я когда-либо испытывала!..

— Успокойся, пожалуйста, не плачь.

Он гладил её по взъерошенным волосам и не знал, что делать дальше. Услышанное не укладывалось у него в голове. Она раскрыла ему свою тайну, вот только стало ли ему от этого легче?.. Правда оказалась слишком отвратительной, слишком угнетающей. Он поверить не мог, как люди в здравом уме могли додуматься до такого. Ладно Бердников, но Алла Львовна…

— Что я им сделала! Зачем она меня родила? — плакала Рината, уже не сдерживая слезы. Все накопившееся в ней наконец нашло маленькую щелочку и хлынуло в нее, ударилось со страшной силой. Под напором так долго хранимых внутри, сдерживаемых, спрятанных от чужих глаз эмоций, щелочка быстро превращалась в огромную рану — пульсирующую и кровоточащую. Горечь, отравленная непониманием, обидой и отчаяньем, струилась сквозь нее, но от этого в душе Рины не становилось светлее. Она не ощущала ни облегчения, ни смирения, только эгоистичное желание выплеснуть свои чувства, хоть ненадолго ощутить себя слабой. — Лучше бы аборт сделала! Господи, зачем я появилась на этот свет?..

— Всё, успокойся. — Игорь поцеловал ее в лоб, обнял чуть крепче, потом усадил на стул. Погладил по плечам. — Не говори так никогда. Ты красивая, талантливая. У тебя есть жизнь, и ты можешь добиться всего, чего захочешь. А они… Они не стоят твоих слез.

— Я это себе почти четыре года говорю, — судорожно втянув в легкие воздух, Рината попыталась остановить истерику. Стерла ладошками соленую влагу и посмотрела на Игоря. Голова болела, нос заложило, а глаза горели. Она представила, как сейчас выглядит со стороны. Жалкая неврастеничка, так и не сумевшая примириться с прошлым. Трусиха, которой проще сбежать от проблемы, наплевав на месяцы упорной работы, чем решиться на откровенный разговор. Дождалась, когда ее приперли к стенке, загнали в тупик… Но в данный момент ей было все равно. Сглотнув, она попросила: — Можно попить?