Выученные уроки
Шрифт:
— Они не заставят нас учиться! — это Роберт Сандуол, хаффлпаффец, неизвестен ничем, кроме склонности к идиотским шуточкам.
— Ты прав, приятель, — серьезно соглашается Джеймс. — Они не могут заставить нас учиться, и они не могут заставить нас готовиться. Кто они такие, чтобы говорить нам, как проживать свои жизни? Кто они такие, чтобы заставлять нас приходить на эти идиотские тесты, наконец?
В ответ он получил очень громкий рев одобрения. Лично мне захотелось умереть, но явно, что я в меньшинстве, вместе с теми, кто считает, что он идиот. Большая часть равенкловцев тоже смотрит на это неодобрительно, но почти все остальные в восторге от его тупости.
— Мы все сдавали эти гребаные СОВы, и что нам это дало? — громко спрашивает он. — Весь их смысл был
— Экзамен не может этого сделать! — выкрикнул какой-то раздражающий придурок по имени Маркус.
— Да, какое отношение оценка за экзамен имеет к тому, кто мы есть? — присоединяется еще одна раздражающая идиотка по имени Бет.
— Никакого! — Джеймс взлохмачивает волосы рукой, он делает так каждый раз, когда чувствует себя «крутым». Думаю, он считает, что это привлекательно. Ладно, признаюсь, я тоже так думала. Сейчас же я думаю, что это раздражает.
— Так что ты предлагаешь? — спрашивает Эллиот, и ухмылка на его лице выдает его. Десять галеонов на то, что они это спланировали, и еще удваиваю ставку на то, что у них есть гребаный сценарий, и Брэмптон подаст голос в скором времени.
— Ну, — уверенно продолжает Джеймс. — Думаю, мы должны за себя постоять.
— И как ты предлагаешь это сделать? — Брэмптон. Конечно. Черт, я сейчас могла бы быть на двадцать галеонов богаче.
— Рад, что ты спросил, Брэмптон, — глупо улыбается Джеймс, но даже эта тупая улыбка у него получается мило. — Вот мое предложение — перестать поклоняться традициям и делать все, что они нам говорят. Они не могут нас контролировать, мы все здесь взрослые, разве нет?
Еще один согласный вопль.
— Так что я говорю, что мы скажем им взять свои экзамены и подавиться ими! — словно чтобы подчеркнуть свои слова, он достает одну из тех брошюр, что нам раздали ранее на неделе. Название гласит: «ПАУК И ТВОЕ БУДУЩЕЕ: КУДА ТЕБЕ ПОЙТИ?». Джеймс держит брошюру так, чтобы все могли увидеть, а затем медленно рвет ее прямо посередине. Большинство выкрикивают слова одобрения, а некоторые даже аплодируют. Джеймс, конечно, выглядит чертовски довольным собой. — Если мы все вместе сплотимся и откажемся сдавать эти экзамены, то они ничего не смогут с этим сделать!
Травма мозга. Я пытаюсь повторять это снова и снова, чтобы удержаться от желания схватить палочку и оторвать ему яйца заклятьем. Он ударился головой. Это просто пробитая голова. Мой парень вовсе не такой идиот на самом деле. Я не на самом деле встречаюсь с тупицей, который предложил сейчас сорвать самые важные экзамены в нашем образовании. Нет. Это не правда. Он ударился головой. Сильно.
Ну и что делает все хуже (конечно), у него столько власти и влияния на большинство наших однокурсников, что они взрываются в громком порыве согласия. Джеймс сияет и продолжает:
— Мы все откажемся сдавать эти тупые экзамены, какого черта они смогут сделать? Они не смогут лишить нас всех работы, ведь так? Конечно нет! Так что нам пора постоять за себя и сказать им, что мы не позволим, чтобы наши жизни определяли оценки за этот гребаный тест!
— Правильно, правильно! — я даже не знаю, кто это кричит, потому что я настолько в ужасе, что не могу делать что-то кроме того, чтобы смотреть на тот кошмар, что творится передо мной, абсолютно ошеломленная. Как такое возможно, что это происходит на самом деле? Что мой парень действительно настолько нахрен туп?
— ПАУК ничего не значат, — беззаботно продолжает Джеймс. Он смотрит на меня и быстро подмигивает. Наверное, предполагалось, что я должна счесть это очаровательным. Я не считаю. Но Джеймс не замечает, конечно, потому что слишком уж захвачен собой и своим планом. — Мой отец не сдавал свои ПАУК. Черт, он даже на седьмом курсе не учился!
Многие кажутся шокированными подобным известием. Я клянусь, несколько человек даже вскрикнули, когда им раскрыли такую потрясающую и шокирующую
— Ну, и что нам тогда делать? — снова этот идиот Маркус. Он выглядит как восторженный щенок, и мне ужасно хочется его ударить.
— Вот что мы сделаем, друг, — немедленно отвечает Джеймс. — Мы скажем, чтобы они взяли свои ПАУКи и подтерлись ими. Мы просто тупо откажемся их сдавать. Мы даже устроим забастовку протеста, если понадобится!
Весь зал наполнился ревом восторга и радости. Я просто безнадежно смотрела, зная, что, что бы я ни сказала, это не остановит это безумие. На другой стороне зала я вижу глаза своих софакультетников, и я знаю, что они думают. Они думают, что я в этом замешана, и теперь я буду еще большим изгоем, чем раньше. И десяти минут не пройдет после того, как мы покинем комнату, как двое или трое из них побегут жаловаться разным учителям, и уверена, меня назовут одной из тех, кто устроил беспорядки. В скором времени меня достает весь этот идиотизм, и я отворачиваюсь к книге, решив не вмешиваться в это. Все равно никто не замечает, по крайней мере, за гриффиндорским столом. Они слишком погружены в планирование того, что, как они думают, станет одной из важнейших вех в истории Хогвартса. На секунду я задумываюсь, а не вернуться ли за свой стол, но мне не слишком хочется выслушивать нотацию, что меня наверняка ожидает. Так что я остаюсь и пытаюсь забыть все это.
В конце концов, профессор Лонгботтом приходит нас проверить, и, само собой, он понимает, что что-то не так в ту же секунду, как входит в зал и видит полнейший хаос. Он велит Джеймсу слезть со стола, а остальным — вернуться на свои места и продолжить занятия. Джеймс останавливает его, и я знаю, что это не кончится хорошо.
Мои подозрения подтверждаются, когда он говорит:
— Расскажи нам о своем седьмом курсе.
Лонгботтом абсолютно не в курсе происходящего, и он совершенно не понимает, что Джеймс хитростью хочет подтвердить свои слова. Учитель выглядит несколько растерянным, но, когда он видит, как пристально все на него смотрят и жадно ждут его ответа, он сдается и начинает рассказывать нам историю о том, каким кошмаром был его седьмой курс, как всем заправляли Пожиратели Смерти, и как они не учили ничему кроме Темных Искусств. Он говорил, как их заставляли накладывать Непростительные на других студентов, и как их избивали, если они говорили или делали что-то, что им запрещали Пожиратели. Он рад рассказать нам эту историю, это видно, и то, что каждый студент в зале жадно ловит каждое слово, лишь подбивает его говорить дальше. Если честно, это очень интересная история, и такого никогда не писали в учебниках. Не нужно много времени, чтобы профессор Лонгботтом так завладел всеобщим вниманием, как ему не удавалось за все наши семь лет обучения здесь. Даже Джеймс выглядит заинтересованным, хотя он наверняка слышал эту историю уже миллион раз.
— А где был мой отец? — спрашивает Джеймс, и блеск в его глазах подтверждает, что он использует профессора Лонгботтома в своих интересах.
— Ну, твоего отца тут не было, — с небольшим напряжением отвечает Лонгботтом. — Он ушел, чтобы закончить это дело с хоркруксами. И ему надо было бежать. Если бы он вернулся в школу, его бы тут же поймали.
Интересно, как там было все в те дни. Мы знаем то, что пишут в учебниках, но не так часто слышишь рассказы от того, кто в этом напрямую участвовал. Моя мама уже выпустилась из школы и второй раз была замужем, когда Гарри Поттер спас мир, так что она мало что рассказывает, кроме: «О, да. Это было ужасно». А вот профессор Лонгботтом был хорошим другом родителей Джеймса и учился на том же курсе, что его отец. Но об этом так редко хоть кто-то по-настоящему рассказывает. Джеймс даже сказал, что он на самом деле не знает, что произошло, потому что все взрослые в его семье молчат о девяноста пяти процентах всего этого. Это странно. Не могу представить, как можно быть замешанным в чем-то таком великом как спасение мира и не хотеть об этом рассказать.