Выявить и задержать...
Шрифт:
— И я тоже пойду, если доверяете место среди вас.
И еще он сказал, помолчав несколько, только для того, чтобы в последний раз оглядеть игумновский люд в синем табачном дыму:
— Время до запашки и правда малое, потому надо спешить.
Крестьяне торопливо стали подыматься, с нарастающим грохотом отодвигаемых, падающих на пол скамеек.
2
Значит, Будынина в банде нет. Где он? Костя знал еще, что Овинов, хотя имеет звание старшего волостного милиционера на Ченцы и Игумново, торгует пироксилином. Из порошка пироксилина изготовляются
На эти вопросы надо было искать ответы. Вот почему, выйдя вслед за всеми на крыльцо, здесь же, возле сельсовета, Костя распрощался с Колоколовым и Зародовым.
— А мы думали, ты с нами, товарищ Пахомов, — огорченно сказал Зародов, оглядывая мельком все еще толпившихся возле крыльца крестьян. — Веселей и нам бы...
Колоколов, звонко щелкая металлическими застежками на языках кавалерийского шлема, поддержал его сердито:
— Помалкивал все и вдруг на тебе... Или дело какое?
Костя не сразу ответил. Где-то там, за лесами, за реками, мутными от паводка, за деревнями и селами, звонкими от крика грачиных стай, за тысячами по-весеннему пахнущих смолой шпал был город. Там, над крышами, плывет, как туман, дым фабрик и заводов, там блестят от дождя тротуары, тупо стукают о землю колеса трамваев, хрипят лошади, сталкиваясь на перекрестках, и пролетки мягко качаются на выбитом булыжнике. Там идут строем красноармейцы на занятия, звенит лед под ударами кирок и лопат, и горожане на субботнике поют дружно революционные песни.
Возле городского театра, в двухэтажном, углами на площадь, доме то и дело хлопают двери. Мимо дежурного милиционера по длинному коридору с оббитыми, черными от копоти стенами под конвоем милиционеров и агентов идут беспризорники в рванье, с темными лицами, налетчики, дерзко-веселые, в лаковых сапогах, с витыми «коками» причесок, беспутные девицы в нарядах с чужих плеч, франтовато одетые шулера, взятые в притонах средь ночи. И там же, в конце вот этого коридора, в кабинете — крохотном, полутемном — за столом сидит Яров и перебирает стопку писем, телефонограмм. Вот двигает бумаги, так знакомо, рукавом в левую сторону, и смотрит то ли на курьера, то ли на субинспектора, то ли на друга Кости по розыску — Ивана Грахова.
— Нет телефонограммы из Никульской волости?
— Нет, не было, — ответят ему. Он встанет, подойдет к окну и будет смотреть на площадь, на красные грани колокольни, на грифельной черноты стволы лип в сквере, на подпрыгивающий трамвай. Про себя скажет с тревогой или же сердито: — Как у него там, у Пахомова? Почему нет телефонограмм?..
— Есть дело, — ответил наконец Костя негромко. — Я ведь имею приказ выявить и задержать Будынина.
— Ты словно знаешь, где Симка, — все так же строго сказал Колоколов. — И нам тогда сообщи...
Костя улыбнулся, покачал головой:
— Нет, где он, я не знаю. Вот и пойдем прежде к Овинову. Все же волостной милиционер. Может, что и скажет. Намекнет...
Он не мог высказать им сейчас свои подозрения относительно Овинова. Потому что могла выйти ошибка. И еще потому,
Трудно милиционерам и сейчас, после гражданской войны. На них заношенные ботинки, а то и просто лапти, шинели с войны, зипуны и армяки. Получают они скудные пайки. Квартиры у многих в подвалах, в лачугах. Только и в лаптях, и голодные они не покидают своих постов, смело врываются в притоны, где всегда могут встретить пулей или ножом. По вечерам учатся грамоте при свете керосиновых ламп, потому что многие не знали прежде букваря.
Вот почему не мог высказать сейчас Костя свои подозрения. Он только добавил еще:
— Побываем у Филиппа — может, кой-что и выясним. А не выясним — будем вас догонять через Аксеновку.
— Ну, тебе лучше знать, что делать, — ступая с крыльца к Стрелке, привязанной к сараю, сказал Колоколов. — Но с кем это ты собираешься в дорогу? Ну, ты, товарищ Пахомов, а еще...
— А еще Санька, — улыбнулся Костя, оглянувшись на стоявшего молча в крыльце Клязьмина. — С ним на пару...
Вот на этот раз ни Колоколов, ни Зародов не рассердились и даже не удивились.
3
Через час быстрого хода по лесной дороге они вышли в поле, сумрачное от синеватой дождевой мороси, туманом наплывающей от села. Костю вдруг охватило волнение при виде изб, огородов, окруженных плотными кольцами ивовых заборов, церкви с почерневшей тоже, как в Игумнове, колокольней, над которой метались грачи, сараев с продавленными соломенными крышами.
Навстречу им невидимыми тройками катили бойкие постуки церковного звона. Оставалось несколько дней до пасхи. Этот весенний праздник, посреди отошедшей от зимнего холода земли, едва уловимого запаха первой робкой зелени, посреди подобревших сразу людей, всегда радовал Костю, когда он жил дома в Фандекове. И сейчас ему вспомнились улицы села, полные баб, мужиков, ватаг парней, обступивших гармониста, звонкие радушные поцелуи христосующихся.
Но улицы Ченцов были тихи и полны взбаламученной воды. Избы не говорили стуком и скрипом дверей. Лишь в середине села, возле каменных ступеней, вбитых в откос, ведущих к паперти церкви, стояло несколько мужиков. Они показали жилье Овинова.
— Там вон, на красном посаде, над колодезем. С конца третий.
— Уехал, чай, Филипп, — добавил один из мужиков вслед. Второй крикнул, махнув рукой:
— Э-та точно. Уехавши в лес Филипп. На подводе... Бабка только дома.
Ну, что ж, может быть, это было и кстати.
Когда они отошли от каменных ступеней, Костя сказал:
— Ты, Саня, поди-ка в церковь...
— Это зачем же, — так и окрысился Санька. — Или думаешь, если я самогонщик, значит, заодно прикладываюсь и к соборному кресту.
— Ну, не молиться, — подмигнул ему многозначительно Костя, — а посмотреть, как другие молятся. Да заодно и на дорогу... Не едет ли Филипп. И коль один он поедет — за ним пойдешь. А коль с кем-то, надо меня предупредить... Понял?
— Как не понять.
Санька тоже подмигнул ему, повернулся, чтобы идти в обратную сторону.