X-avia

Ефименко Анна Олеговна

«В своей бессовестной и жалкой низости,

Она, как пыль, сера, как прах земной.

И умираю я от этой близости,

От неразрывности ее со мной.

Она шершавая, она колючая,

Она

холодная, она змея.

Меня изранила противно-жгучая

Ее коленчатая чешуя.

О, если б острое почуял жало я!

Неповоротлива, тупа, тиха.

Такая тяжкая, такая вялая,

И нет к ней доступа – она глуха.

Своими кольцами она, упорная,

Ко мне ласкается, меня душа.

И эта мертвая, и эта черная,

И эта страшная – моя душа!»

(З.Гиппиус, «Она»)

Вы сидели там, голубки-бортпроводники, Дантес и Клео, в отеле для авиаторов,

влюбленной парочкой клеили ладошки друг к другу, я вас видела там, в фойе. Уставшие

летчики и кабинные экипажи отдыхают после рейсов, некоторые пьют коньяк, некоторые

отрываются по-другому. Там был караоке-бар, конечно же. Когда я пришла туда, в своей

робе фасовщицы бортпитания, все приняли меня то ли за уборщицу, то ли еще за кого-то.

Я заказала песню Джеффа Кристи «Yellow River», и залезла на сцену. Я пела песенку,

вы мне хлопали. Клео улыбалась, глядя на меня, и ты, любовь, тоже улыбался. Ты не

помнил, что «Желтая река» Кристи играла из всех репродукторов, когда мы с тобой

приехали на те гольфовые поля сопровождающими знати, чудовищно жарким летом,

только начиная ляпаться друг в друга, мы слышали: «Yellow river, yellow river is in my

mind and in my eyes…»30 Тогда еще я схохмила по поводу великолепного названия «Боль и

Страх» для авиакомпании (это всегда была моя шутка, Клео!).

Под веселенький ритм и простую мелодию мы все взялись за руки, вы, дорогие друзья,

поднимайтесь на сцену, это так здорово! Шелковые белые пальцы Клео, острые коготки,

покрытые лаком оттенка №666 «Dracula» (стюардесса

с открытки, стюардесса с обертки

шоколадки), мои под корень обгрызенные ногти когда-то пианинных фаланг, ломавшихся

от недостатка кальция и ныне ловко пакующих касалетки с мясом и рыбой, и пальцы

Дантеса, крепкие, смачно хрустящие по утрам, срывающие пломбы с телег и полутелег, -

мы взялись за руки втроем, мы закружились, yellow river, yellow river… В дьявольском

30 Англ. «Желтая река, желтая река в моих мыслях и перед моими глазами…»

хороводе крутимся мы здесь, на помосте караоке-бара, в этом нестерпимом пожаре, в этом

нестерпимом головокружении, и когда мы, наконец, расцепимся, нас откинет на сотни

километров в разные стороны. Клео пожалуется на головную боль, поднимется за

лекарством в свой номер, и я пойду неслышным следом за ней, уже вся изъевшаяся ядом

собственной ревности и зависти, там я и выкину Клео из окна. А потом выкину туда же

эту скомканную жуткую газетенку, которую они все тут взахлеб читают, дурную прессу,

эту еженедельную хлипкобумажную «X-Avia», выпавшую из кармана пальто Клео, когда

та еще пыталась оказать мне сопротивление в номере 910.

А с тобой, И., мы расцепимся двумя звеньями хоровода, меня шмякнет о стену, о

фанерный лист, ты испугаешься: «Кристабельхен, у тебя обморок?» И ты покидаешь

пакеты с хлебом и рисом, ты начнешь меня поднимать там, где мы кружились под

«Желтую реку» Джеффа Кристи, на автобусной остановке, где мы кружились и

кружились, пока меня не швырнуло прямо на ту табличку с надписью «Не слезать с

карусели!»

* * *

Мне все известно, эй. Клео сказала, ты любил ее безумно. Я всем пожертвовала ради

тебя. Ты всем пожертвовал ради меня. Клео обожает вашу работу, вы, небесные куколки.

Не притворяйся, флейтист-канатаходец, тебя клонит, куда ветер дунет, тебя тянет, как

флюгера семейства Флюгеровых, эй, флейтист! Я сама сказала ей про тебя. Она рассказала

мне про шесть контрабандных дынь и вашу первую и последнюю великую любовь, эй!

Черт, это выносит мне мозг.

Она была такой убийственно красивой, инфернально-великолепной, фотомодель-

бортпроводница, зимняя вишня из Франции, как ты мог променять Клео на меня, Монсьер

Бортпроводник? Она даже водит самую крутую в мире тачку – пикап Toyota Hilux,

дизельный, белый, с номером 645, праворульный, в конце-то концов! Точно такой же был

у меня во Владивостоке, он там и остался, с тем же номером, а здесь – на тебе! – на нем

ездит самая прекрасная женщина в мире, моя Клео! А как она читает по-немецки, ты бы