Я хочу быть твоей единственной
Шрифт:
Глава 40. Родной человек
Сая
Все еще чувствую его тяжелую ладонь на своей, когда балансирую между сном и явью, начинаю слышать то, что происходит вокруг, как например, приятный шум дождя за окном, или размеренное дыхание Фархата рядом.
Наверное, он понимает, что я просыпаюсь, потому что сжимает мою кисть и гладит ее, а потом касается пальцами моего лба и ласково ведет ими вверх, приглаживая волосы. Левый уголок губы подрагивает в подобие улыбки и я все-таки пытаюсь окончательно проснуться. Но когда открываю глаза, то
– Папа, - шевелю губами и говорю тихо-тихо.
– Привет, дочь, - слабо и мягко улыбается дочь.
– Моя спящая красавица.
– Пап, - рот кривится от того, что я начинаю плакать, но отец вновь кладет ладонь на щеку и смахивает с нее слезинку.
– Мне было так страшно.
– Все уже прошло. Только больше я тебя за руль не пущу.
Коротко киваю и признаюсь:
– Фархат сказал, теперь только с водителем.
– Поддерживаю его решение.
– Под, - облизываю сухие губы, - поддерживаешь?
– Мы с ним уже все обсудили, - вижу, как собираются морщинки в уголках глаз и как напрягается лоб.
– Что?
– Он хочет забрать тебя к себе, обещал, что сам займется твоей реабилитацией. Я не стал возражать.
Сгибаю здоровую руку в локте и дрожащими пальцами касаюсь серебристых волос на папиной щетине. Мы ведь никогда не перестанем любить друг друга несмотря на те обидные слова, которые вырвались у обоих в нашу последнюю встречу. И он по-прежнему мой самый родной человек на Земле.
– Спасибо, пап.
– Прости, что обидел.
– И ты меня прости. Я не должна была так с тобой разговаривать.
– Как сказала Мира, мы оба были на нервах, но сделаны из одного теста.
– Мира, - повторила я глухо и устало.
– Как здорово, что она есть у тебя. Я так жалею, что обидела ее в день нашего знакомства.
Отец встревоженно повел бровями, но я разглядела огонек в его глазах.
– А ты знаешь толк в женщинах, папа, - пытаюсь пошутить я.
– Она хорошая и добрая. Любит и принимает тебя со всеми твоими тараканами.
– Вот спасибо, - негромко смеется.
– Это же так важно, да? Когда находится человек, который принимает тебя таким, какой ты есть? И даже не смотря на твоих радиоактивных тараканов становится для тебя родным и близким. Правда же?
Я уже не напоминаю ему о маме, как прежде, потому что теперь я окончательно отпустила ее и приняла папин выбор. Мамы нет, но она всегда будет в наших сердцах. И в папином, конечно, тоже. Но теперь рядом с ним Мира и она именно та, что была ему нужна. Наверное, они в свое время излечили друг друга. Также, как и мы с Фархатом.
– Правда, дочка.
Каждый раз, когда мы с папой миримся, я чувствую большое облегчение, словно камень с души упал. И вновь на сердце легко и спокойно, потому что рядом с ним я всё та же маленькая девочка, которой нужны его крепкие, но нежные объятия, одобрение и безусловная отцовская любовь.
Все последующие дни в больнице мне откровенно и дико скучно. А еще больно. Спасают обезболивающие, но я жду до последнего и только потом прошу медсестру поставить укол. Фархат ругается, что
В минуты Валиевского праведного гнева так хочется расцеловать его суровое, но любимое лицо. Он, оказывается, ворчун, а я и не знала. Этот новый период отношений раскрывает нас обоих с разных сторон. Бешеную страсть пришлось на время потушить, но искры тем не менее летают и опаляют, каждый раз, когда мы касаемся друг друга или целуемся. Осторожно так, без фанатизма,потому что правая сторона у меня все еще не рабочая, а я ношу бандаж на руке.
Парень, который меня подрезал, оказался сыном папиных соседей - тем самым мажором, о которых в нашу встречу говорил Фархат. Оказалось, он даже не понял, что из-за его резкого маневра я потеряла управление и врезалась в дерево. Но Валиев его нашел. Он до сих пор не говорит, какие методы применил, но ко мне пыталась прорваться делегация от него, чтобы заключить перемирие. По нашему законодательству за такое уголовка не предусмотрена, но на 15 суток его все-таки закрыли. Даже предположить страшно, что было бы если бы не связи и ресурсы Валиева и Дулатова. Все бы спустили на тормозах.
Кроме Фархата приезжали папа, Мира, Дана с мужем, сын Миры, а ее дочка - Асель - звонила, так как ее положили на сохранение и со дня на день она должна родить. Были у меня и Люся с Мединой, а в от Саида не пришла и не написала. Что ж, возможно, наша дружба закончилась и мы обе в этом виноваты. Но пока у меня нет никакого желания ее возобновлять. Так бывает: люди, которые выросли вместе, перестают друг друга понимать, и их пути расходятся.
Зато к большому удивлению Саи до нее дошла, вернее доехала с папиным водителем ее двоюродная бабушка Акмарал. Ей уже скоро восемьдесят, а она все еще активная и бодренькая. Мара, или ажека, как называют ее Сая и Дана, - родная тетя их отца. Она помогала своей сестре воспитывать маленького Ансара после того, как его отец погиб на стройке.
– Компот из сухофруктов, - Марочка ставит на стол бутылку из-под “Боржоми” на стол.
– Сегодня утром варила, специально для тебя.
– Ажека, ну зачем ты беспокоилась? Здесь нормально кормят.
– Не спорь, - жестом останавливает она.
– Папа сказал, ты плохо ешь.
– Мне больно жевать. Так что я ем каши, супы и йогурты.
О да, на йогурты Фархата я просто подсела и он мне ими всю полку в холодильнике забил.
– А я пирожки сделала и блинчики нафаршировала, - огорчилась Мара, аж голос вздрогнул. Ну как я могла обидеть этот божий одуванчик?
– С чем пирожки?
– во рту тут же образовалась слюна, я же с детства люблю ее пирожки.
– С капустой, как ты любишь.
– А блины с творогом?
– Ага.
– Неси, - шумно вздохнув, велела я и уже через пять минут уплетала ее пирожки, жуя левой стороной.
– Вот это да, - в палату вошел Фархат и глядел на них удивленно.
– Твой папа был прав: к тебе просто нужно было отправить бабушку.
– Знакомьтесь, - проглотив кусок, сказала я.
– Это моя ажека. А это Фархат, мой жених.