Я хочу быть твоей единственной

Султан Лия

Потом я снова проваливаюсь в сон без сновидений, но спустя время мне кажется, что меня куда-то везут. Пытаюсь разлепить веки, но в тонкую щелочку бьет яркий белый свет. Зажмурившись, поднимаю левую руку и она поддается.

– Сая!
– слышу голос, который узнаю из тысячи. Его голос.

– Фа-ра?
– открываю глаза и вижу проплывающие лампы на потолке.
– Фара…

– Я здесь, Сая.

Фархат появляется ниоткуда, склонившись надо мной. Каталка едет, а он идет рядом и гладит меня по левой

щеке. Правую сторону я по-прежнему не чувствую.

– Фар… - слезы подступили к горлу и не позволили закончить.

– Малыш, все хорошо. Главное, ты жива.

Договорить не успевает, потому что меня завозят, как я понимаю, в палату.

– Давайте, я - снова слышу Фархата.

Он помогает медсестрам переложить меня на кровать и встает рядом. Облизываю сухие губы и двигаю левой рукой. Фархат это замечает и касается моих пальцев.

– Скоро зайдет врач, - говорит он мягко, успокаивая меня. И это последнее, что я слышу прежде, чем вновь провалиться в тягучую тьму.

Первое, что ощущаю, когда постепенно пробуждаюсь - невыносимую жажду. Вновь облизываю губы и пытаюсь прочистить горло.

– Воды, - сиплым голос прошу я и повернув голову, открываю глаза. Вижу рядом Фархата, который так и не ушел. Сердце сладко щемит, но даже улыбнуться ему сейчас не могу.

– Сейчас, малыш…

Слышу, как суетиться и через несколько секунд подносит бутылку с узким горлышком. Из таким обычно малышам дают воду. Становится чуточку легче.

– Долго я спала?

– Почти час. Врач сказал будешь периодически просыпаться и засыпать.

Вскоре заходит и сам доктор, которого так ждал Фархат. Представляется Евгением Антоновичем, быстро осматривает меня, задает уточняющие вопросы, спрашивает, что я помню.

– Помню, как меня подрезали. Я вывернула руль и, - хмурюсь, пытаясь вспомнить, что было дальше, и не могу.

– Уже хорошо, что вы это вспомните, Сая, - похвалил врач.
– При вашем сотрясении.

Потом он говорит, что у меня перелом ключицы и мне сделали операцию, после которой я лежала в реанимации. Теперь мне нужно восстанавливаться, а синяки с лица и тела скоро сойдут.

– Какие синяки?
– сипло спрашиваю и сразу же ищу глазами Фархата.- Фара?

Проходит несколько секунд и он садится на стул рядом с кроватью и берет меня за руку.

– Ничего страшного, Сая. Главное - ты жива. Всё заживет.

– Что?
– хмуро переспрашиваю и перевожу взгляд на врача.

– Сая, волноваться не нужно, вы сильно ударились правой стороной и еще сработала подушка безопасности. Сейчас нужно сосредоточиться на лечении и восстановлении, - он поднимает руку и смотрит на часы.
– Прошу прощения, мне надо готовиться к операции.

Евгений Антонович кивает нам на прощанием и вскоре мы с Фархатом остаемся одни. Его пальцы касаются

моего лица и волос. Он поглаживает их и смотрит в глаза, в которых я по-прежнему вижу любовь, но еще и тревогу.

– Дай мне свой телефон, пожалуйста, - молю его тихо.

– Зачем?

– Просто дай, сними с блока и включи фронтальную камеру.

– Не надо, Сая, - предостерегает он.

– Дай! Я прошу тебя!
– сжимаю пальцы на работающей руке и он обращает на это внимание, сдается и вкладывает в ладонь смартфон. Поднимаю его и смотрю на себя, как в зеркало.

– Мамочки, - мне больно даже плакать, когда я вижу порезы и сине-фиолетовые синяки на лице. Не узнаю себя, боюсь самой себя, не принимаю.

– Отдай, - Фархат вырывает телефон из рук и прячет его в карман.
– Это все временно. Ты же слышала врача. И это не самая большая проблема. У тебя перелом ключицы, тебе еще восстанавливаться.

Закрываю левой ладошкой глаз и тихо скулю от злости на саму себя. Как я могла такое допустить? Подробностей я не помню, только момент, когда меня подрезали.

– Малыш, не плачь, - Фархват вновь склоняется надо мной, гладит по голове и целует влажные от слез губы.
– Мы справимся, мы поставим тебя на ноги.

– А что с ногами?- пугаюсь я.

– Ничего, - улыбнулся он.- Я просто так сказал. Но должен тебя предупредить, что ездить ты теперь будешь с водителем. Я старый. Еще одного твоего выезда на встречку я не переживу.

– Я тоже, - всхлипнула и поморщилась от неприятных ощущений в правом плече.
– Фара, мой папа…

– Я знаю. Мы уже все обсудили. Я позвонил ему, он скоро будет.

– Про нас говорят…что я твоя любовница. Что ты женат, а я тебя увела.

– Не думай об этом, - он ласково гладит меня по щеке пальцем и смотрит, как всегда в глаза. В душе, несмотря на весь страх и боль, по-прежнему цветет и крепнет любовь к нему. Та самая, что наверное, и помогла мне выжить.
– Я со всем разберусь. Никто тебе больше ничего не скажет и не посмотрит косо, слышишь?

Молча киваю, сжимая его ладонь.

– Просто помни, что только мы знаем нашу историю. И никто не сможет переписать ее по-своему, да?

– Да.

– И я люблю тебя...наверное, с первого дня, как увидел.

– Неправда. Ты чуть не убил меня тогда за мой длинный язык.

– А это права.

Желание улыбнуться оборачивается катастрофой. Снова сильно заныла щека, а после вновь закружилась голова и я прикрыла глаза.

– Фара, ты не уйдешь?
– шепотом спросила его.
– Не уходи, мне страшно.

– Я буду рядом, - его тихий ответ меня успокоил, потому что я вновь перестала себя контролировать. Веки потяжелели, глаза стали слипаться, но я все еще ощущала тепло его сильной руки.
– Спи, любимая.