Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Вот оно как было, — сказал я ей. — Сластолюбец-инженер увидел модистку, когда она принесла Вам платье в гостиницу. Она хорошенькая и, конечно, ему приглянулась. А Вы подговорили ее, чтобы она украла портфель, за вознаграждение. Однако ночью у них что-то там не заладилось. Видимо, инженер проснулся в тот самый момент, когда она пыталась выйти из номера с портфелем. Я нашел следы крови и борьбы в Вашем номере.
Я наконец-то посмотрел на нее. Нина была бледна и смотрела на меня с откровенным страхом. Полагаю, моим выражением лица сейчас и вправду
— Она прибежала к Вам вся в крови инженера, — продолжил я, — требовала больше денег.
— Она ворвалась ко мне, все окровавленная, в истерике, — заговорила Нина чуть ли не со слезами в голосе. — Я думала, она хочет убить меня!
— Да-да, ужасная картина, — посочувствовал я ей со злой усмешкой и запил ее откровения коньяком. — Только утром она пришла в себя, явилась в управление и села на малый срок, чтобы каторги избежать.
— Я ничего этого не знала! — испуганно сказала Нина.
— Конечно, — усмехнулся я.
— Лучше бы Вам отдать этот портфель, — посоветовал я ей.
— У меня нет никакого портфеля, — раздраженно ответила Нежинская.
— Ну разумеется.
У нее его действительно не было. Она еще утром отвезла портфель Разумовскому. Иного я и не предполагал.
— Якоб, — сказала Нина раздраженно-негодующе, — мне уже с трудом удается ограждать тебя от больших неприятностей.
— Да будет Вам! — усмехнулся я ей в лицо. — Неужели Вы думаете меня напугать?
— А я на твоем месте боялась бы за Анну, — сказала она ядовито. И добавила, выделяя первое слово: — Твою Анну.
Боль проколола сердце, как ножом. Моя Анна. Женщина, которую я любил всем сердцем и которую потерял. Но если Нина и князь будут по-прежнему уверены в том, что она мне дорога, то и в Петербурге они легко смогут до нее дотянуться. А меня не будет рядом, чтобы защитить!
— Мою? — усмехнулся я со всей возможной для меня сейчас непринужденностью. — Да бросьте, что Вы там себе напридумывали? Тем более, она уезжает.
— Уезжает? — удивленно переспросила Нежинская.
— В Петербург, — ответил я. — Так что и говорить об этом нечего.
Я снова отвернулся от нее и закрыв глаза, погрузился в свои мысли. Когда я вновь решил взглянуть вокруг, Нины за столиком уже не было. Мелькнула даже мысль о том, что весь этот разговор был всего лишь плодом моего нетрезвого воображения. Но, собственно, какая разница.
В конце концов, я понял, что духота и шум трактира мне надоели. А также почувствовал, что теперь, скорее всего, смогу уснуть. А спать следовало дома. Тяжело поднявшись из-за стола, я оставил деньги за выпитое и вышел на улицу. Вечерний прохладный ветер приятно освежил мою голову, и, решив, что небольшая прогулка перед сном мне не помешает, я медленно пошел по улице в сторону своего дома. Когда я уже был почти на месте, меня остановил голос Коробейникова.
— Яков Платоныч! — кинулся ко мне Антон Андреич. — Я Вас по всему городу ищу, Вас все потеряли!
Мне не хотелось разговаривать, и я просто молча пошел своей дорогой. Коробейников пристроился
— Анна Викторовна не виновна, — сказал он мне.
— Прекрасно, — ответил я.
— Городовой все напутал, — продолжал рассказывать Коробейников. — Он спал. Я вывел его на чистую воду!
Будто я в этом сомневался хоть на миг! И вот, кстати, ее невиновность и без меня отлично доказали. Так что ничего не изменилось от того, что я отстранился от дела. Ничего бы не изменилось, если бы меня вовсе не существовало. Все равно я ничего не смог сделать. Ни инженера спасти, ни документы сберечь. Ни защитить любимую женщину. Даже от самого себя.
— Это Верка убила, модистка, — поделился я с ним тем, что узнал.
— Та, что у нас сидит? — удивился Антон Андреич.
— Ага, — подтвердил я. — Ее подговорили украсть портфель. Но, к сожалению, нам это не доказать.
— А что же делать? — слегка растерялся Коробейников.
Я посмотрел на него. На его простодушном лице было написано искреннее недоумение, пополам с огорчением. Он был так молод еще. И понятия не имел о том, что иногда сделать просто ничего нельзя. Совсем ничего. И остается только сдаться и смотреть, как твой враг торжествует победу. И собирать силы и ярость для следующего боя. Я не хотел ему ничего этого объяснять. Он сам все поймет, со временем. Жизнь, она не задерживается с такими уроками.
— А давайте напишем роман! — предложил я Антону Андреичу, обнимая его за плечи. — В соавторстве!
— Интересная мысль.
Он кивнул мне, неуверенно улыбнувшись. И чуть переместился, чтобы мне удобнее было на него опираться. Славный мой помощник. Всегда готовый меня поддержать, во всех смыслах.
— А в аннотации скажем, — продолжил я, — что все события вымышлены, а…
— А совпадения случайны, — продолжил мою мысль Коробейников. — А название?
— Смерть инженера, разумеется, — ответил я.
— Красиво, — оценил Антон Андреич. И добавил: — Чуть не забыл, доктор Милц передал Вам письмо.
Доктор Милц? Это было странно. Что потребовалось от меня Александру Францевичу столь внезапно? Я вскрыл конверт и прочел записку. Доктор извещал меня о том, что у него в больнице находятся двое пострадавших, очень просивших известить меня об их местонахождении. Что ж, весьма закономерно, что сей отвратительный день должен был и завершиться какой-нибудь неприятностью.
— Надеюсь, ничего серьезного? — спросил Коробейников, встревожено наблюдавший, как я читаю.
— До завтра, Антон Андреич, — распрощался я с ним, не желая ничего объяснять.
Мне нужно было срочно ехать в больницу. Надеюсь, мерзавец Лассаль не слишком их покалечил. На моей совести и так уже лежит ответственность за смерть Буссе, и я бы очень не хотел узнать, что из-за моей очередной ошибки погиб кто-то еще.
Они были живы, оба. Хотя и очень сильно избиты. Лассаль, не знавший, разумеется, о моем плане отпустить его после допроса, сражался за свою жизнь, и был безжалостен. На обоих филеров было страшно смотреть.