Яков. Воспоминания
Шрифт:
Пытаясь занять руки и отвлечься от мыслей, я поднял стул, упавший, видимо, во время борьбы, тяжело на него опустился. В голове звенело, думать было невозможно. Почему она не пришла ко мне, если что-то случилось? К отцу она, кстати, тоже не пришла. Не был бы так спокоен Виктор Иванович нынче утром, если бы его дочь призналась ему в убийстве. Так что же все-таки произошло?
Машинально разглядывая ковер, я наткнулся глазами на маленькую оторванную пуговку, явно от женской одежды. Что-то мне напомнила эта пуговка. Но что именно, вспомнить я не смог. Поэтому, вместо того, чтобы присовокупить
Это еще если ему верить. Как-то кстати вспомнилось, как он принял взятку от Надежды Епифановой. Возможно, ему и в этот раз кто-то заплатил, чтобы он скрыл что-нибудь. Как только мы вернемся в управление, я примусь за него всерьез. Я его буду трясти до тех пор, пока он мне все не расскажет, даже то, чего не помнит!
Но где же все-таки Анна? Что с ней?
Не могло с ней ничего случиться. Я видел Виктора Ивановича утром в управлении, он был спокоен.
Утром в управлении! Я вдруг ясно вспомнил, где именно видел такую пуговку. На блузке арестованной модистки были точно такие. И одной не хватало!
Голова наконец-то заработала ясно. Теперь я знал, что и в каком порядке должен делать. Как бы не было мне неприятно это делать. Но я пройду через это сам и проведу ее. И только таким образом я смогу ее защитить, иначе не выйдет. Я должен арестовать Анну. Ее подставляют, и я выясню точно, кто именно и как именно. Собственно, я и так это знаю, но мне нужны доказательства. Я даже знаю, почему ее подставили. Каким же дураком я был, махнув рукой на угрозы Нежинской в адрес Анны. Я подошел к ним вчера слишком близко. И они отомстили, ударив по тому, что мне дороже всего. И теперь, в этом деле, я вынужден скрупулезно придерживаться внешней процедуры. Потому что за мной будут очень внимательно наблюдать. И при малейшем подозрении в том, что я веду следствие не по закону, Разумовский надавит на Трегубова, и меня отстранят. И тогда спасти Анну будет некому.
— Коробейников! — позвал я. — Это Нежинская. Задержите ее. И… И Миронову тоже, — закончил я, опустив голову.
— Анну Викторовну? — не веря, переспросил Антон Андреич.
— Ну не Марию Тимофеевну же! — ответил я ему.
— Слушаюсь, — потерянно отозвался Коробейников и вышел.
В коридоре послышался шум, знакомо простучали каблучки, и в дверь номера вбежала Анна Викторовна. Растерянно остановилась, с ужасом уставившись на мертвого Буссе.
Я смотрел на нее и не мог наглядеться. Слава Богу, она жива. С ней все в порядке. Теперь я смогу работать, думать, да просто дышать.
И теперь я могу, наконец-то, выяснить, что понадобилось ей ночью в номере инженера!
— Вы были здесь вчера до двух часов ночи? — тихо спросил я ее, еще не до конца овладев своим голосом после пережитого страха.
— Почему до двух? — удивилась она. — Я пришла в десять и через четверть часа ушла. И разумеется, он был жив.
Голос ее вздрагивал в испуге. Она подошла ближе, будто
— Анна Викторовна, я вынужден Вас задержать, — сказал я ей, так и не подняв глаз, — до выяснения обстоятельств.
— Вы меня за решетку посадите? — спросила она дрогнувшим голосом, отступая на шаг.
— Надеюсь, до этого не дойдет, — ответил я, уставившись на ковер. — Разберемся.
— Вы мне не верите? — спросила она с возмущением.
— Верю, — ответил я. — Но городовой утверждает, что Вы… Вы ушли из номера в два часа ночи. Я не могу игнорировать его показания.
Я наконец-то набрался сил и взглянул в ее лицо. Она была очень бледна. А в глазах ее, обычно светившихся радостью и детским доверием, было горе и разочарование.
— Синельников! — позвал я, не в силах выдержать этот взгляд. — Ты точно видел госпожу Миронову?
— Так точно, — отрапортовал он.
— В котором часу она ушла?
— В два часа пополуночи.
Анна Викторовна повернулась к Синельникову, окинула его презрительным взглядом.
— Я ушла в четверть одиннадцатого, — сказала она, — но этот господин не мог этого видеть, потому как спал на стуле.
— Да что Вы такое говорите! — запротестовал Синельников. — Не мог я спать на посту!
Для меня ситуация была ясна. И как только мы вернемся в управление, я расколю этого тупого… Короче, я добуду от него правдивые сведения очень быстро. И с большим удовольствием. Он же топит ее, чтобы себя прикрыть! И уж этого я ему не забуду никогда!
— Разберемся еще, — пообещал я ему. — Свободен пока.
— А внизу Вас кто-то видел? — спросил я Анну Викторовну, когда Синельников вышел.
— Нет, — ответила она со вздохом, — за конторкой никого не было.
Городовые наконец-то унесли тело инженера. Анна проводила его взглядом, полным боли.
— Что между Вами произошло? — я наконец-то собрался с силами, чтобы задать этот вопрос.
Страх за нее душил меня. А чертова ревность не давала овладеть собой в полноте.
— Он повел себя… в общем… — замялась Анна с ответом.
— Он напал на Вас? — спросил я резко.
— Нет, не напал, — взглянула она мне в глаза. — Но он меня неправильно понял.
Как, черт возьми, это понять? Что она имеет в виду? Мне страшно даже представить, что может скрываться за этими словами. А от одной мысли о том, что мерзавец Буссе мог попытаться дотронуться до нее, от ярости мутится разум.
— А как Вы вообще оказались у него в номере ночью? — спросил я ее, пытаясь сдержать всю ту эмоциональную круговерть, которая владела сейчас мною.
Анна вздохнула, но промолчала.
— Вам непонятен вопрос? — я все меньше был способен сдерживаться. — Зачем Вы пришли к нему ночью?
Вернулись городовые, уносившие тело Буссе, вытянулись передо мной в ожидании распоряжений.
— Делом займитесь! — рявкнул я на них.
Это невозможно просто! Я не могу говорить с ней, когда нас может услышать кто угодно. Только не сейчас.