Яков. Воспоминания
Шрифт:
Я выскочил в коридор, чтобы приказать городовым пропустить даму, но она уже оттолкнула их и бегом влетела в комнату. Замерла на пороге, глядя на тело поручика, побледнела смертельно и лишилась чувств. Мы с городовым едва успели ее поймать, не дав удариться об пол.
Поднялась суматоха, как обычно и бывает в таких случаях. Впрочем, доктор Милц быстро привел барышню в сознание. Придя в себя, она немедленно разрыдалась, и потребовалось время и микстуры доктора, вкупе с его увещеваниями, прежде чем девушка смогла говорить. Звали ее Лидия Колчина,
— Мы долго его ждали, — рассказывала Колчина дрожащим от слез голосом, — и вот он вошел. Мы встали к алтарю. И вдруг я увидела, что это не он!
Она снова разрыдалась. Да уж, у барышни была весьма весомая причина для слез. Оказаться навеки венчанной неизвестно с кем, да еще и узнать о смерти возлюбленного.
— Мне очень жаль, — сказал я ей с сочувствием. — Крепитесь.
Коробейников, готовый, казалось, заплакать вместе с Лидией, протянул ей платок.
— Вы видели этого человека раньше? — спросил я Колчину, когда она слегка успокоилась.
— Нет, никогда.
— Знали, что поручик Львов здесь остановился, в гостинице? — продолжил я расспросы.
— Да, конечно, — ответила она. — Он не мог больше находиться в родительском доме. Он поссорился с отцом, который не дал нам благословения, поэтому венчание было тайное.
— А где же Вы были столько времени? — поинтересовался я. — Почему Вы пришли только теперь?
— Церковь же находится далеко, — пояснила Колчина, принимая из рук доктора еще одну порцию микстуры, — да еще гроза была, все дороги развезло. Мы с кучером только к полудню в город едва добрались.
— Как это могло произойти? — спросила она, глядя на меня беспомощным взором. — Как это случилось?
— К сожалению, это пока нам не известно, — ответил я со вздохом.
— Александр Францевич, — попросил я Милца, — Вы проводите госпожу Колчину домой, ну и окажите помощь, если потребуется.
— Разумеется, — ответил доктор.
Я вышел в коридор, где меня дожидался управляющий.
— Эта барышня приходила вчера вечером к убитому? — спросил я, понизив голос, чтобы Колчина меня не расслышала.
— Нет, другая, — ответил он, заглянув в комнату, — эту я здесь не видел.
— Поручик посылал кому-то письма, записки, депеши? — продолжал я расспросы.
— Да, было такое, — после недолгого раздумья ответил управляющий. — Два раза я вызывал к нему посыльного.
Посыльными при гостиницах служили, обычно, мальчишки. Вот и сейчас двое таких пацанов играли в камешки неподалеку от входа. Управляющий окликнул одного из них.
— Ты кому носил письма офицера из двадцать пятого нумера? — спросил управляющий мальчика.
— В
— Стало быть, к нему вчера сестра приезжала, — сказал Антон Андреич, когда я отпустил посыльного и управляющего.
— Как правило, шампанское с сестрами не пьют, — заметил я.
— Ну, это надо у нее спросить, — ответил Коробейников, полный сыщицкого азарта.
— Не нужно соваться в родительский дом, Антон Андреич, пока мы точно не знаем, что произошло, — притормозил я его рвение. — Дождемся заключения доктора Милца. А Вы поезжайте в церковь, поговорите с батюшкой. Может быть, он что-то знает об этом женихе.
— Полагаете, что самозванец как-то связан со смертью поручика? — спросил мой помощник.
— Вы же знаете, я не верю в совпадения, — усмехнулся я ему в ответ.
Сам же я отправился в офицерское собрание. Мне хотелось узнать больше о поручике Львове, и лучше места для этого мне было не найти.
Едва я вошел в ресторацию, как ко мне подошел метрдотель:
— Сударь, Вас ожидают?
— Полагаю, что нет, — ответил я и, решив, что для начала он вполне подойдет для получения информации, спросил: — Скажите, любезный, а поручик Львов бывал здесь?
Метрдотель даже не успел мне ответить, как нашелся иной источник, готовый с радостью снабдить меня информацией о Львове.
— Так Вы из полиции? — вмешался в наш разговор офицер, обедающий за ближайшим столиком. — Бедняга Львов! А от чего он скончался?
Вот уж, слухами Затонск полнится! Всему городу уже известно, кто умер, когда и где. А ведь с момента обнаружения тела прошло лишь несколько часов. Впрочем, я не имел ничего против того, чтобы поддержать эту беседу. Полагаю, сослуживец Львова может поведать всяко больше, чем метрдотель.
— Пока причины неизвестны, — ответил я, подходя к столику моего собеседника.
— Говорят, отравился! — поделился сплетней офицер. — Вот так пассаж!
— Так Вы знакомы? — уточнил я.
— Еще бы! — сказал он. И поднявшись из-за стола, представился: — Капитан Касаткин, Павел Евграфович.
— Следователь Штольман, Яков Платонович, — отрекомендовался я в ответ.
Касаткин жестом предложил мне присесть к его столику и сам уселся тоже.
— А Вы в каком чине? — просил он, когда мы расположились.
— Надворный советник, — ответил я.
Видимо, в мире военных званий, в котором существовал Касаткин, табель о рангах занимал важнейшее место. Хорошо, что я сам сюда поехал. Коробейникову пришлось бы труднее. Я же, будучи формально старше капитана по званию, хоть и пребывая в гражданском чине, мог рассчитывать на его полное расположение и уважение.
— Видать, важное дело, — оценил капитан, — если им занимается чиновник такого ранга.
— Что Вы можете сказать о покойном? — спросил я, завершая разговор о чинах.