Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Ну, о покойниках, сами знаете… — усмехнулся Касаткин. — Ну, а с другой стороны, веселый был малый, кутила и задира. На прежнем месте службы убил сослуживца на дуэли. Так его из полка уволили. Если бы не хлопоты папеньки, отставка была бы вчистую. А так его к нам перевели, в штаб гарнизона. Но он и здесь чудил много.
— И в каком же это роде чудил? — уточнил я.
— Да все в том же, — ответил капитан. — На дуэль вызвал поручика Кожина. Приятелями были закадычными, а потом какая-то кошка меж ними пробежала. К тому же, говорят, Кожин за сестрой Львова ухаживал. И вдруг — вызов.
— И чем же дело кончилось? — поощрил
— Да ничем! — ответил он. — Не было дуэли. Отделались взаимными извинениями, что довольно странно. Уж если стреляться, так стреляться, уж будьте любезны, чего ж на попятный?! А это, знаете ли, офицерским судом чести попахивает.
Судя по всему, разговорчивый капитан Касаткин был ярым ревнителем офицерских традиций.
— Скажите, а поручик Кожин, он бывает здесь? — спросил я его.
— Ну, а то как же? — усмехнулся Касаткин. — Но вот уже дня три, как я его не видел.
Поблагодарив моего словоохотливого собеседника и отказавшись от настойчивого его предложения опорожнить с ним графинчик водки, я направился к доктору Милцу. Уверен, ему уже есть, что мне сообщить.
— Он задушен, — сказал доктор Милц, увидев меня на пороге.
— Уверены? — спросил я, пристально разглядывая мертвое лицо поручика.
— Абсолютно, — ответил Милц, — дело в том, что во время вскрытия я обнаружил характерные признаки асфиксии, ну, например…
— Увольте! — перебил я его лекцию. — Я Вам верю. Но нет никаких следов борьбы и следов на шее.
— А я Вам поясню! — продолжил Александр Францевич. — Дело в том, что в шампанском, которое он пил, была очень большая доза снотворного. Но! Она его не убила. Она всего лишь погрузила его вот в такой глубокий сон.
— Задушили подушкой? — уточнил я.
— Ну, вероятнее всего.
— Гостья подсыпала снотворное в шампанское, — принялся я рассуждать вслух, — а потом задушила? Или после этого пришел кто-то и револьвер унес? Но зачем? Не ради же револьвера убийство затевалось.
— Это Вам виднее, — ответил Александр Францевич, — но, знаете ли, револьвер из-под полы полсотни рублей стоит.
— Сомнительный промысел, — сказал я с иронией, — убивать поручиков ради револьверов.
Покинув доктора Милца, я отправился в родительский дом поручика Львова. Теперь, когда я был уверен, что поручика именно убили, нужно было побеседовать с его семьей. И в первую очередь с сестрой. Насколько я понял капитана Касаткина, Львов был против ухаживаний поручика Кожина за своей сестрой. И, учитывая письмо, отправленное Львовым незадолго до смерти, а также то, что в его номере видели молодую даму, я мог предположить, с известной долей допущения, что именно сестра пришла в номер Львова и подсыпала ему снотворное. Сама ли она при этом его задушила или Кожина позвала, уже менее важно. Я склоняюсь ко второму варианту. Потому что кто-то ведь отпирал отмычками дверь. Допустим, Львов выпил снотворное, запер за сестрой дверь и заснул. А позже пришел Кожин, открыл дверь и задушил Львова. Вполне пригодно в качестве первичной версии. Вот только кто тогда венчался с Колчиной? Я предполагал изначально, что Кожин, из мести за то, что Львов помешал его женитьбе на сестре. Но тогда Кожин вряд ли убил Львова. Он просто вернуться бы не успел. Время смерти-то нам известно.
Я шел в сторону Проездной, погрузившись в свои размышления, когда услышал, как меня окликает женский голос:
— Яков Платоныч!
Я оглянулся. За столиком кафе, вынесенном на улицу по случаю хорошей погоды, сидела Нина Аркадьевна и мило мне улыбалась. Пришлось остановиться и подойти поприветствовать даму.
— Вы от меня прячетесь? — спросила Нина, протягивая мне руку для поцелуя.
— Ну что ты, — я коснулся губами ее перчатки, — почему ты так решила?
Я вовсе не прятался от нее. Просто перестал появляться. Есть пределы самодисциплины человека, и мои силы уходили на другое. Принуждать себя еще и к общению с Ниной Аркадьевной я не желал.
— Я тебя не вижу, — кокетливо пожаловалась Нежинская.
— Извини, много дел, — дежурно оправдался я.
— Может, все-таки присядешь? — настаивала Нина Аркадьевна. — Если кто-то умер, он может подождать.
Меня и в самом деле ждали дела. Но отказывать ей сейчас значило вызвать неизбежную обиду, которую пришлось бы искупать потом. А вот этого мне уже не хотелось вовсе. Поэтому я нехотя присел к столику.
— Я действительно спешу, — предупредил я Нежинскую, чтобы она не рассчитывала, что я задержусь здесь надолго.
— А я думала, — сказала она с некоторой обидой, — что после нашей прогулки в лесу мы будем вместе.
— Так мы вместе, — заверил я ее, стараясь, чтоб мой голос прозвучал со всей возможной искренностью.
— Я не заметила, — ответила она, потупив глаза.
Я отвел взгляд от ее наигранно обиженного лица — и замер. В нескольких метрах от нас стояла Анна Викторовна. И смотрела она прямо на меня.
Лицо ее было растерянным, будто она не ожидала меня увидеть. Хотя почему «будто»? Она и не ожидала. Все это время я старался не появляться там, где мы могли бы встретиться, избегая, в том числе, и мест, подобных этому. Дом — управление — мертвецкая, вот и весь мой маршрут. Ну, еще места преступления, но это уж как повезет. Мне везло, и преступления совершались в таких местах, где Анна Викторовна оказаться случайно просто не могла.
И вот мы все-таки встретились. И она смотрит на меня с изумлением и, кажется, с обидой. Ах да, мы же были в ссоре когда-то. Мы и сейчас в ссоре. А я и забыл. Я вообще обо всем забыл при взгляде на нее. Просто смотрел на нее, с нежностью и тоской, и не мог отвести глаз. Как же давно я не видел ее! И как я мог жить столько времени, не имея возможности хотя бы увидеть…
Нина, наконец-то заметила, что мое внимание приковало что-то за ее плечом, и повернулась полюбопытствовать.
— Анна Викторовна! — поприветствовала она Анну с наигранным радушием. — Здравствуйте!
— Добрый день, — перевела Анна на нее по-прежнему растерянный взгляд.
— Идите к нам! — позвала ее Нина Аркадьевна.
Это «к нам» резануло мне слух. Как же она, все-таки, любит демонстрации!
— Извините, я тороплюсь, — смущенно произнесла Анна и, резко развернувшись, пошла прочь.
— Якоб? — спросила меня Нина изумленно. — Я Вам помешала? Вы должны были здесь встретиться?
— С чего ты взяла? — спросил я, с трудом сдерживая раздражение на нее и на всю саму ситуацию.