Яков. Воспоминания

Антонова Лада

Но в следующее мгновение приступ тяжелого кашля настиг ее снова, и она закрыла глаза, задыхаясь.

— Доктор! — крикнул я в ужасе, что момент, которого я боялся, наступил — Доктор!!!

Доктор Милц торопливо вбежал в комнату и мгновенно выставил меня за дверь.

Мы сидели в гостиной и ждали, пока противоядие подействует. Доктор Милц неотлучно находился при Анне, но больше никого в комнату не пускал. Так что нам оставалось только ожидать, мучаясь неведением. Чтобы хоть как-то отвлечься, я решил расспросить Мишеля. Ему ведь

уже все равно, можно и поведать нам свою историю.

— Ну, рассказывайте, — сказал я ему. — Потоцкая — это Ваша мать?

— Когда она меня нашла, — начал рассказ куафер, — то постепенно передала мне все свои навыки. Они мне потом, кстати, и в профессии куафера пригодились.

— Меня Ваша профессия не интересует, — оборвал я его. — Кто придумал травить и договариваться с наследниками?

— А оно как-то само пришло, — пожал плечами Мишель. — Мать занималась гаданием. Как-то пришел очередной наследничек. Мы решили, чего зря семейному секрету пропадать. Так и жили: дело сделали — переехали. Знаете, самое интересное, — повернулся он ко мне, — что в каждом городе находился клиент. Такая вот людская натура.

Как и все убийцы, он оправдывал себя. Виноваты были, конечно, заказчики. Если бы не они, «семейный секрет», разумеется, так и остался бы неиспользованным.

— А зачем Вы придумали все это с Анной Викторовной? — спросил я, не в силах скрыть волнение. — Вы что, заранее это продумали?

— Разумеется! — Мишель усмехнулся с некоторым даже изумлением от моего непонимания. — В каждом городе мы выясняли, кто начальник полиции, кто занимается следствием. Ну, какие-то слабые места. Но это так, на всякий случай. А вот как раз Вашим слабым местом оказалась Анна Викторовна.

— Я могу понять, что Вам наплевать на людей, — вступил в разговор Коробейников, — но неужели Вам не жаль родную мать?

— Она меня жалела, когда в сиротский дом отдавала? — резко спросил у него куафер.

Дверь отворилась, и вошел доктор Милц. Мы замерли, боясь даже дышать.

— Господа! — улыбаясь, произнес Александр Францевич. — А у меня хорошие новости! У Анны Викторовны кризис миновал.

— Вы уверены, доктор? — спросил я его, желая убедиться, что не ослышался.

— Яков Платоныч, — успокаивающе ответил Милц, — я абсолютно уверен.

Поручик Шумский немедленно поднялся и удалился вверх по лестнице. Видимо, спешил своими глазами убедиться в словах доктора.

Мишель поднялся со стула.

— Ну так что, господа! — спросил он. — Отпускаете?

— У Вас есть один день, — ответил я ему, — завтра Вы будете объявлены в розыск по всей Империи.

— Мы так не договаривались! — возмутился он.

— Мы договаривались, что я отпущу Вас, — сказал я ему жестко. — Но это не значит, что я спокойно дам Вам убивать и дальше. Идите!

Пусть идет. Я дам ему эту фору — один день. А потом сам пойду по его следу. И найду, обязательно. Ну, а там… мы еще посмотрим, что будет.

Кажется, он понял

мои мысли. Не отводя от меня глаз, попятился на несколько шагов, а потом быстро повернулся и вышел.

— Яков Платоныч, — спросил меня Коробейников негромко, — Вы не хотите навестить Анну Викторовну.

Хочу ли я ее увидеть сейчас, будучи уверенным, что самое страшное позади, и что она останется жива? Господи, да больше всего на свете!

Пойду ли я к ней сейчас? Нет. Ни сейчас, ни позже. И вообще, вряд ли когда-нибудь. Потому что я, и только я один виноват в том, что Анна оказалась на краю гибели. Мои чувства к ней, которые я полагал тайными, были, оказывается, очевидны настолько, что даже заезжие преступники легко узнали о них. И не только узнали, но и посмели воздействовать на меня, причинив ей вред. Ее отравили, потому что она была мне дорога. Но больше я не подвергну ее такой опасности.

Сейчас я уйду, не прощаясь. И сделаю все, чтобы исчезнуть из ее жизни. А если исчезнуть не получится, я буду отныне вести себя так, чтобы никто на свете не мог заподозрить даже, что в моем сердце живет любовь к ней. Я сохраню это чувство в тайне от всего мира, и, клянусь, на этот раз у меня получится!

А Анна Викторовна будет счастлива и без меня. Выйдет замуж за Шумского, покорившего, кажется, ее сердце. Уедет с ним в Петербург, или куда там велит ему военный долг. И забудет полицейского сыщика, мелькнувшего в ее жизни. Я же, уверен в том, не забуду ее никогда. Не хочу забывать. Потому что воспоминания о ней, любовь к ней — это самое светлое и чистое, что было когда-либо в моей жизни. И что в ней будет.

— Не стоит ее сейчас беспокоить, Антон Андреич, — ответил я Коробейникову и быстро вышел из дома Мироновых.

Следующим утром меня вызвали на место преступления. Куафер Мишель был найден застреленным в своей квартире. Рядом с телом на полу лежал портрет его матери. Полагаю, именно за ним он и вернулся туда.

Тогда же, от Александра Францевича, я узнал, что поручик Шумский покинул Затонск и отбыл в Петербург.

Позже я работал в кабинете, когда вошел Коробейников, вернувшийся от доктора Милца. Убийство есть убийство, и по поводу смерти куафера было заведено уголовное дело. Меня оно не интересовало, я для себя все решил еще утром, стоя над трупом Мишеля. Но все положенные процессуальные ходы должно было отработать.

— Яков Платоныч, — подал мне Коробейников заключение медицинского эксперта, — доктор Милц достал пулю из тела Мишеля. Револьверная.

— Уверен, что этого револьвера мы уже никогда не найдем, — сказал я, откладывая заключение на край стола.

— Да? — удивился Коробейников. — Ну, я тоже думал об этом…

Он был явно в недоумении. Никогда раньше он не видел, чтобы я даже не пытался искать убийцу.

— Почему Вы так спокойны? — спросил он меня, присев на стул напротив. — После всего того, что произошло.