Яков. Воспоминания

Антонова Лада

— После этого Вы с ним виделись? — продолжил я расспросы.

— Нет, — ответил он несколько нетерпеливо. — Прошу прощения, дела-с.

И действительно, внимания Тимохина уже дожидался молодой подпоручик, державший в руках папку с документами. Папка была чрезвычайно похожа на виденные мною только что в кабинете полковника. Они тут, как я и предполагал, казенные, одинаковые. Точь-в-точь из того картона, что и оторванный уголок, хранящийся сейчас в моем бумажнике.

Из штаба округа я направился прямиком в управление. Коробейников меня ждал уже,

попивая чаек с вишневым вареньем, которым его угостил батюшка из церкви, где венчалась Лидия Колчина. Пытался и меня угостить, но я отказался. К сладкому я равнодушен совершенно. Да и не поднялась бы у меня рука отбирать такую радость у моего помощника-сладкоежки. Пусть его лакомится.

Не успел я погрузиться в текущие дела, которые накопились, пока я носился по городу, как вошел дежурный, принесший депешу из штаба гарнизона. Судя по всему, полковник Симаков все же прислушался к моему предупреждению и теперь сообщал мне о результатах.

— Довожу до Вашего сведения, — зачитал я письмо вслух для Коробейникова, — что в результате проведенной проверки обнаружилась недостача документов в интендантской службе. Это контракты, касающиеся закупки продовольствия и обмундирования. Подробный перечень документов устанавливается. Надеюсь, это поможет в расследовании. Начальник гарнизона, полковник Симаков.

Я передал письмо Коробейникову, подошедшему к моему столу, не выпуская из рук чашки с чаем, и достал из бумажника кусочек картона от папки. Теперь уже не было сомнений, что поручик Львов выкрал документы из штаба округа. Учитывая, что Львов нуждался в деньгах, он мог попытаться продать содержащиеся в них сведения. Хотя, нет, кому могут быть интересны закупки обмундирования и продовольствия? А вот если в этих документах содержались какие-нибудь сведения о, допустим, нарушениях в процессе этих самых закупок, то Львов мог попробовать использовать документы как аргумент для шантажа. А господин Тимохин, которому поручик писал незадолго до смерти, занимается как раз поставками для армии. Тимохин сказал, что Львов просил у него денег. А если не просил, а требовал?

Пока мы с Коробейниковым обсуждали эту новую линию в расследовании, дверь распахнулась, и в кабинет почти вбежала взволнованная Анна Викторовна. Ну слава Богу, а то я уже волноваться начал, куда она делась и не ведет ли снова собственное дознание.

— Ничего не получилась, — огорченно сказала она мне, — Евгения Львова не приняла моей помощи.

Я поднялся ей навстречу, приветствуя и изо всех сил стараясь не улыбнуться. Если улыбнусь сейчас — все, она мне никогда этого не простит. А я просто счастлив от того, что она снова врывается в мой кабинет без стука, от того, что я могу любоваться ею, слышать ее голос.

— Почему? — спросил я осторожно, чтобы не дай Бог не расстроить еще сильнее Анну Викторовну, которая, судя по всему, очень сильно переживала свою неудачу.

— Ну, потому что ее личные дела меня не касаются, — обиженно сказала Анна, привычным жестом отправляя сумочку мне на стол, и присаживаясь. Но это неважно! — продолжила

она с азартом в голосе. — Потому что я видела, как она переговаривалась с неким господином. Они сидели в трактире спина к спине и разговаривали шепотом.

Однако! А вот это очень важные сведения.

— Как он выглядит? — спросил я ее. — Описать сможете?

— Я даже нарисовать его могу! — ответила Анна.

— Антон Андреич, — обратился я к помощнику, взиравшему на барышню Миронову с восторгом и восхищением, забыв даже про чай с вареньем, — помогите Анне Викторовне. Дайте ей карандаш и бумагу.

Это, пожалуй, было ошибкой с моей стороны. Пялиться он на нее прекратил, разумеется, зато Анна пересела к его столу. Антон Андреич любезно положил перед ней рисовальные принадлежности, помог снять накидку и встал рядом, заглядывая через плечо. Я покосился на него сердито, но он мой взгляд не заметил.

— Несть числа Вашим талантам! — восхитился Антон Андреич, наблюдая за тем, как Анна Викторовна быстрыми уверенными штрихами воспроизводит лицо виденного ею человека.

— Я просто в гимназии два года брала уроки рисования, — ответила она, не отрываясь от работы.

— В самом деле? — радостно изумился Коробейников. — Вы не поверите! Я тоже брал уроки игры на губной гармонике у одного немца-булошника! Его звали Хельмут.

— Так нам с Вами надо непременно сыграть дуэтом, — улыбнулась Анна Викторовна.

— Это отличная идея! — воодушевился мой помощник. — Пианино и губная гармоника, новое слово в мире музыки!

— Антон Андреич, а может Вам в музыканты податься? — спросил я язвительно. — А то прозябаете здесь в глуши, в провинциальной полиции.

— Не я один прозябаю, — махнул рукой явно слишком увлекшийся Коробейников.

— Вот как? — спросил я его холодно, подходя к его столу.

— Я не то хотел сказать, — торопливо заявил Антон Андреич, с опаской поднимаясь мне навстречу. — То есть, я хотел сказать совсем другое.

— Вы опросили прислугу в гостинице по поводу посетителей поручика Львова? — спросил я.

На самом деле, я читал его отчет и знал, что во время того опроса он допустил несомненный промах. И сейчас я его заставлю этот промах исправить. Да-да, вот прямо сейчас! Чтобы убрался из кабинета и не мешал мне… В общем, работать ему нужно тщательнее.

— Да, но… — потупился Коробейников.

— Что? — спросил я его резко.

— Только о посетительницах, — ответил он виновато.

— Почему? — продолжал я неумолимо.

— Ну, мы же тогда еще не думали… — смутился он еще сильнее.

— Что не думали?

— Ну, то есть не знали… — он повесил голову. — Виноват.

— Готово! — прервала мой разнос Анна Викторовна, подавая мне рисунок. — Только знаете, кажется, у него еще усы были.

С рисунка на меня смотрело лицо худощавого мужчины лет тридцати. Линии были уверенными, чувствовалось, что художница отлично владеет своим даром.

— Браво, искусная работа, — похвалил я, — А как насчет сходства?