Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Ну, зачем отравил? — пошел на попятный его собеседник, поняв, видимо, что хватил лишку в своих высказываниях. — Графиня могла сама принять недопустимую дозу.
— Господа, прекратите, — вмешался я в надежде предотвратить скандал, — Вы лучше расскажите мне, что насчет узора в височной области.
— Это, вполне возможно, следы лопнувших сосудов, — заявил доктор Клизубов, — а сильные рвоты, вызванные лекарствами доктора Милца, могли привести к кровоизлиянию мозга.
— Что Вы такое несете? — возмутился Александр Францевич.
— Может
— А знаете, — выдвинул очередную медицинскую версию Клизубов, — у графини, возможно, было временное помешательство, вызванное превышением дозы опия, а также шаманством ее компаньонки.
— Вы с ней знакомы? — заинтересовался я.
— Улла? — спросил он. — Да! Это типичная приживалка. И я даже не удивлюсь, если ее имя будет обнаружено в завещании.
Судя по тону, доктор Клизубов и сам был бы не прочь обнаружить свое имя в завещании покойной графини, так что Улла его, видимо, возмущала и как возможная конкурентка. А конкуренции, судя по нападкам на доктора Милца, господин Клизубов не переносил в любом ее проявлении.
— А давайте сделаем трепанацию черепа, — воодушевленно предложил доктор Клизубов, — и тогда, возможно, мы обнаружим следы механического воздействия на мозг.
— К сожалению, — поспешил огорчить его я, — мы не можем этого сделать, потому что графиня запретила тревожить свое дворянское тело.
— Ну, по крайней мере, детальный внешний осмотр мы можем провести? — спросил Клизубов.
— Да, конечно, — согласился я. — Этим и займемся. Доктор? — я взглянул на Александра Францевича, который даже не пошевелился при моих словах и вообще сидел с видом крайне расстроенным, даже подавленным.
— Яков Платоныч, — с достоинством обратился ко мне Милц, поднимаясь, — я полагаю, что после столь серьезных обвинений в свой адрес со стороны господина Клизубова, я просто не имею права принимать участие в дальнейшем расследовании. Более того, я полагаю, что должен быть отстранен, как возможный подозреваемый.
— Ну какой Вы подозреваемый, Александр Францевич! — возмутился я. — Никто Вас отстранять не собирается. А доктора Клизубова мы привлечем как эксперта, если не возражаете.
Довольный Клизубов расплылся в улыбке. Я бы и вовсе его выгнал с удовольствием, но тогда он, с его желанием обвинить доктора Милца, может начать мутить воду. А это мне было не нужно. Я ни минуты не сомневался ни в квалификации нашего доктора, ни в его невиновности, и не хотел, чтобы он подвергался дополнительным нападкам. Уж лучше еще немного потерпеть этого надутого спесивца, чем после разбираться с неприятностями, которые он может устроить.
Доктор Милц нехотя согласился. Видно было, что профессиональное самолюбие его крайне уязвлено сентенциями Клизубова, но чувство собственного достоинства помогало
— Ну, что скажете, господа? — поинтересовался я, когда осмотр был завершен.
— Ну, на теле и голове никаких следов насилия не обнаружено, — ответил доктор Клизубов.
— Блестящие выводы, господин Клизубов, — съязвил доктор Милц, установивший это еще в доме графини.
— А что касается природы капиллярных узоров, — продолжал Клизубов, демонстративно не обращая внимания на реплику коллеги, — я думаю, что это последствия периферической иррадиации приступа мигрени. Ну, или химического воздействия.
— А вот я полагаю, — ответил ему доктор Милц, — что природу данного физиологического явления установить сейчас просто невозможно.
— Господа, — обратился я к ним обоим, уже раздраженный до крайности этими бесконечными препирательствами, — но сам факт смерти мы можем считать безусловным и однозначным?
— Определенно, — со всей серьезностью кивнул доктор Клизубов.
Александр Францевич просто молча накрыл тело простыней. Он мой сарказм вообще всегда игнорировал.
Оставив докторов далее препираться в мертвецкой, я направился в управление, где меня ожидал Коробейников. Он не участвовал утром в осмотре дома Уваровой, поскольку наш полицмейстер отослал его по каким-то делам управления, но, пока я мирил враждующих докторов, успел просмотреть фотографии и прочитать рапорты, составленные на месте преступления. Так что был уже вполне в курсе дела и даже версию свою составить успел.
— А что если это ритуальное убийство? — возбужденно говорил мне мой помощник. — Я читал о таких.
Как и обычно, из всех возможных вариантов Антон Андреич выбрал тот, что наиболее близок к мистике. Неисправим.
— И каков смысл данного ритуала, по-Вашему? — спросил я его.
— Не знаю, — ответил Коробейников, — но может, это какая-то секта решила принести графиню в жертву.
Теперь еще и секта! Ну просто неуемное воображение у моего помощника.
— Пытались вызвать духа, а украли драгоценности? — спросил я его с неприкрытым сарказмом.
— Яков Платоныч! — продолжал настаивать на своем Коробейников. — Драгоценности мог присвоить кто-нибудь другой. А что Анна Викторовна? Она, я знаю, была там. Она не говорила с вами?
При воспоминании о моей утренней ссоре с Анной, я снова почувствовал злость и обиду.
— Отчего же! — резко ответил я Антону Андреичу. — Побеседовала со мной основательно.
— Да? — удивился Коробейников, не заметивший, кажется, моего дурного расположения духа. — А о чем именно?
Я взглянул на него так, что мое настроение и нежелание обсуждать данную тему мгновенно стали для него очевидны. Смущенно извинившись, Антон Андреич немедленно отправился за свой стол и молча принялся за дела.