Яков. Воспоминания

Антонова Лада

Мое дружелюбие, судя по всему, было снова принято за насмешку.

— Торжествуете? — спросила Анна с упреком.

— Да нет, — ответил я, — если честно, я и не ожидал от нее никаких чудес.

— Зато, наверное, очень ждете, что она всю вину на себя возьмет, да? — спросила она с вызовом.

Подобное заявление было бы несправедливым для меня в любом случае. А после того, как я только что спорил со своим начальством, отказываясь закрыть дело, обвинив Уллу, слышать подобное было обидно вдвойне.

— Я никогда не упекал никого за решетку, только ради того, чтобы дело закрыть, — ответил я ей со всей возможной

холодностью. — Честь имею.

Пусть думает обо мне что хочет. А мне работать надо. И времени у меня крайне мало.

Я отправился к дому графини Уваровой в надежде наткнуться хоть на какую-то подсказку. Заодно мне требовалось поговорить с городовым Синельниковым, охранявшим дом, потому что сегодня утром я дал ему особое задание. Я стоял у дома, разглядывая его в задумчивости, когда позади послышался щелчок курка, и голос городового произнес:

— А ну, замри, шельма, не то стрелять буду!

— Тихо, Синельников! — окоротил его я. — Ты чего разорался-то?

— Яков Платоныч, извиняйте, — смутился Синельников, пряча револьвер, — не признал.

— А я думал, ты где-нибудь прикорнул в укромном месте, — поддел я городового.

После того случая, когда Синельников проспал убийство инженера Буссе, да еще пытался оговорить Анну, я хотел его уволить. Но Трегубов, к моему удивлению, воспротивился, сказав, что штат у нас и так маленький, а кадры брать неоткуда. И велел перевоспитывать негодяя прямо на службе, разрешив в способах и средствах не стесняться. Синельников за свой проступок тогда отсидел аж десять суток, и с тех пор старался быть образцовым служакой. Но я все равно при каждом удобном случае напоминал ему о прошлом, показывая, что ничего не забыл. Пусть лучше старается!

— Да как можно! — смутился городовой. — Вы ж наказали за домом присмотреть. Я порядок знаю!

— Ну что, рассказывай, — велел я ему, — что там со служанкой? Получилось?

Утром, уходя из дома Уваровой к доктору Милцу, я велел Синельникову потихонечку проследить за служанкой графини. Допросить девушку как следует у меня тогда не хватило времени, а ведь она тоже была подозреваемой.

— Все в лучшем виде, — доложил Синельников, — как она из дому вышла, я за ней пацана шустрого отправил. Он и проследил.

— Ну и где она была, — спросил я, — что делала?

— Вначале по базару походила, продукты покупала, — ответил городовой. — Ну, а потом к ювелиру Селиванову зашла.

— К ювелиру, значит, — задумчиво произнес я. — А по какой такой надобности?

— Не могу знать, — ответил Синельников. — Но, по словам парнишки, пробыла она там довольно долго.

— Вот что, — сказал я Синельникову, подавая ему мелкую монетку. — Ты передай это парнишке, пусть он за ней завтра походит.

— А может, ее арестовать? — предложил городовой от пущего рвения.

— За что? — спросил я его.

Синельников смутился снова, пожал плечами.

— Ну ладно, — успокоил я его, — подождем пока, может, выведет куда.

— Не извольте беспокоиться, Яков Платонович! — выдохнул Синельников с облегчением, видя, что я собираюсь уходить. — Все сделаем!

Вернувшись в управление, я занялся анализом финансовых документов графини Уваровой в совокупности с попытками вычислить предполагаемых наследников покойной, раз уж Виктор Иванович отказался сообщить мне имена наследников действительных. Но вскоре это мое занятие было прервано самым

неожиданным образом. В мой кабинет явился доктор Милц в сопровождении Виктора Миронова и потребовал, не больше, не меньше, чтобы я немедленно заключил его под стражу. Не сразу удалось мне разобраться в этих весьма эмоционально высказанных требованиях. Оказалось, что наш доктор, оскорбленный подозрениями господина Клизубова, счел сам себя подозреваемым и решил, что я из хорошего отношения делаю ему поблажку, оставляя на свободе. Вот и пришел требовать справедливости, заручившись помощью адвоката. Виктор Иванович посматривал на меня виновато. Я уже понял, что он пытался отговорить Александра Францевича, да не справился.

— Мы на Вашей стороне, доктор! — продолжал он спорить с упрямцем. — И если понадобиться, не дай Бог, конечно, я готов защищать Ваши интересы в суде совершенно бескорыстно.

— Виктор Иванович, — с достоинством сказал ему доктор Милц, — я Вам очень благодарен. Это крайне великодушно с Вашей стороны.

— Это недоразумение, доктор, — вступил я в разговор, — и я говорю Вам, это выяснится все в ближайшие дни.

— Яков Платоныч, — возразил мне Александр Францевич упрямо, — я, как подозреваемый, обязан быть немедленно арестован и помещен под стражу.

— Ну какое арестован, какая стража! — возмутился я. — Вы что несете!

— Любой подозреваемый, в конце концов, может скрыться! — продолжал настаивать доктор. — Улики уничтожить, помешать ведению следствия, в конце концов!

— А вот это оставьте мне! — ответил я ему, уже не скрывая раздражения.

— Я хочу, чтобы моя невиновность была доказана с соблюдением всех правил и процедур, — волновался Милц.

— Можете в этом не сомневаться, доктор, — заверил Виктор Иванович.

— Только в этом случае, — не слушал его Александр Францевич, — моя репутация может быть восстановлена.

— Будьте уверены, — пообещал я ему устало, — я найду настоящего убийцу. А сейчас, господа, прошу прощения, — сказал я им обоим, — должен идти.

Выйдя из кабинета, мы оказались свидетелями весьма забавной картины. Анна Викторовна, пришедшая, видимо, в участок вместе с отцом, а потому отважившаяся зайти внутрь, заступила дорогу Антону Андреичу, загнав того в угол, и в чем-то очень эмоционально его убеждала. Мой помощник стоял со смущенным и несчастным лицом, явно борясь и с ней, и с самим собой. С одной стороны, он прекрасно помнил мои слова о том, что еще одна авантюра, подобная той, что была во время дела Мореля, и я его уволю без жалости. И Антон Андреич отлично понимал, что я не шутил тогда. А с другой стороны, отказать Анне Викторовне в чем-либо во всем полицейском участке удавалось только мне, да и то, признаться, не всякий раз. Так что вышли мы как раз вовремя, чтобы спасти моего помощника от увольнения.

— Анна Викторовна, — окликнул я ее строго.

Даже со спины было заметно, как она напряглась от неожиданности. И замерла на мгновение, раздумывая, видимо, как бы половчее выкрутиться из сложившейся ситуации.

— Да! — повернулась она к нам, сияя улыбкой.

Эту улыбку я сегодня уже видел, утром, когда она пыталась убедить отца в том, что вовсе не собирается вмешиваться в расследование, а в доме графини и вовсе случайно оказалась.

— Мне кажется, — спросил я ее со строгостью, — или Вы подстрекаете моего помощника на очередную авантюру?