Яков. Воспоминания
Шрифт:
— О! Александр Францевич! — подошел к нам вышедший из своего кабинета полицмейстер. — Приветствую Вас! Рад видеть! Рассчитываем, очень рассчитываем на Вашу помощь. Яков Платоныч уже изложил суть вопроса?
— Так точно, — ответил я.
— Дело серьезное, приступайте! — велел Николай Васильевич. — Убийство графини может вызвать серьезный общественный резонанс. К тому же, мне не нравится этот городской доктор, ох, как не нравится!
— Я его знаю еще со студенческих лет, — взволнованно произнес доктор Милц, поверивший, кажется, наконец, что арест ему не угрожает. — Он, надо сказать, и тогда мне
Нужно было хорошо знать нашего доктора, чтобы понимать, что подобное резкое суждение, тем более о коллеге, он мог высказать только будучи абсолютно выбитым из равновесия.
— А что это Вы с вещами? — поинтересовался полицмейстер, заметив узелок в руках доктора Милца.
— Это мои вещи, — пояснил я, перенимая у доктора узелок.
Незачем ко всем его расстройствам добавлять еще и смущение.
Позже вечером я отправился в гостиницу, чтобы поговорить с Ниной. Она, как и графиня Уварова, прибыла из Петербурга. И вращались они там в одних кругах. Так что я мог вполне рассчитывать на порцию светских сплетен, которые, как знать, могут натолкнуть меня на свежие версии.
— Жаль Уварову, — сказала Нина, изящно поднося к губам чашку с чаем, — экстравагантная была особа. Я знала ее по Петербургу. Кто бы мог подумать, что она окажется здесь?
— А ее компаньонка, Улла, — спросил я, — она не демонстрировала тебе свои магические способности?
— Ты же знаешь, что я не верю, — ответила Нина Аркадьевна.
— И я не верю, — сказал я ей. — Так было?
— Ну, читала она какие-то предсказания, по какой-то книге, — с легким раздражением ответила Нежинская.
— Значит, тебе не понравилось, — усмехнулся я. — Иначе бы ты похвасталась.
— Значит, ты меня совсем не знаешь, — ответила Нина с легкой обидой в голосе. — Иначе ты бы не добирался так издалека, чтобы задать мне важный вопрос про Уварову.
Что ж, госпожа Нежинская, если Вы хотите, я могу говорить и прямо.
— У графини был любовник? — спросил я ее.
— Вот! — рассмеялась Нежинская. — С этого и надо было начинать.
Сплетни, пересказанные мне Ниной Аркадьевной, не то чтобы озадачивали, но наводили на размышления. Потому что любовником графини Уваровой оказался господин Клизубов. Сам он об этом не упоминал, что, впрочем, само по себе не давало повода подозревать его в чем-либо. Сдержанность в подобных темах приветствуется, хоть я и не люблю, когда какие-либо сведения оказываются скрытыми от следствия. Но вот что действительно настораживало, так это то, что Клизубов ну ни в малейшей степени не был похож на перенесшего потерю. Я вспомнил, как он вместе с доктором Милцем осматривал тело графини в мертвецкой. Голову могу дать на отсечение, что в его действиях присутствовал лишь научный интерес, а тело бывшей любовницы не вызвало у него ни сожаления, ни смущения. Даже если допустить, что их связь была для него скорее источником материальных благ, все равно подобная реакция ненормальна. Но доктор Клизубов прибыл в город на следующий день после смерти графини. Вот только знаем мы об этом лишь с его слов. Не было у меня причин подозревать его, а стало быть, и проверять его рассказ было незачем. А вот теперь, пожалуй, проверю.
Вернувшись в управление, я обнаружил нового задержанного. Парень крестьянской наружности
— Братец твой тихий какой-то, — спросил я, когда дежурный привел ее в кабинет, — не разговаривает, что ли?
— Да он с рождения не разговаривает, — ответила она.
— А чего тогда городового толкнул?
— Да за мной, небось, пришел, — вздохнула горничная. — Не может он без меня.
— Понятно, — сказал я,.— Ну, тогда давай за обоих и рассказывай.
— Отец сгинул когда-то, мать померла, — принялась она излагать свою историю. — Вдвоем мы тогда с братом, с Матвеем остались. А брат тогда совсем еще малой был. Вот нас Белые Голуби и приютили.
— Скопцы? — ахнул Коробейников.
— Они называют себя Белые Голуби, — строго поправила его горничная. — Деревня богатая, жили сытно.
— Ну да, скопцы, — пояснил для меня Антон Андреич. — Своего потомства у них нет и быть не может, по определенным причинам, вот они и рады сиротам.
— Не обижали, заботились, — вступилась за скопцов девушка, явно благодарная им за сытое свое детство.
Оно и понятно, кто знает, как бы сложилась их с братом жизнь, не попадись им эти Голуби. Вот только обычаи в этой секте уж больно изуверские.
— И что дальше? — поторопил я ее рассказ.
— Когда пришла пора убеления, я сбежала, — потупилась горничная, — а Матвей остался.
— Значит, посвящение он прошел, — спросил я, старательно сохраняя невозмутимость.
— Еле выжил, — кивнула она со вздохом, — а меня даже рядом не было.
В кабинет заглянул Евграшин.
— Яков Платоныч, — сказал он с некоторым замешательством, — к Вам тут…
Что, интересно смутило нашего бравого городового? Ну, сейчас глянем.
В коридоре меня ожидала Анна Викторовна. Что это она тут? Почему в кабинет не зашла? Случилось что-то?
— Яков Платоныч! — кинулась она ко мне, едва я оказался в коридоре. — Простите, пожалуйста! Я не должна была так с Вами разговаривать!
Ничего не случилось, слава Богу. Просто Анна Викторовна узнала, что я отпустил Уллу. И, со свойственной ей порывистостью, решила немедленно искупить несправедливость, проявленную ко мне. И разумеется, это нужно было сделать немедленно, чтобы я и минуты лишней не оставался обиженным.
— Я понимаю, — улыбнулся я ей, — думали, я хочу отыграться на Улле за шарлатанов всех мастей? Я не обижен на Вас.
Она улыбнулась мне робко, будто не веря, что я так быстро и просто ее простил. От этой робости, от ее доверчивого взгляда меня снова затопила невыразимая нежность. Мы смотрели друг на друга, молчали и улыбались. Но пауза начала затягиваться, и это меня смущало. Если сейчас не прервать эту паузу, я вполне могу… В общем, не время и не место, и вообще, у меня допрос не окончен.
— Что-то еще хотели сказать? — спросил я ее.
— Нет, — снова улыбнулась Анна, — по делу мне Вам больше нечего сообщить.