Яков. Воспоминания
Шрифт:
Ключ я отдал Евграшину, велев ни под каким видом не выпускать госпожу Миронову до моего появления. Приду и сам выпущу. И приму все громы и молнии, которые обрушаться на мою голову. Но сейчас я буду просто работать, не оглядываясь, не опасаясь за нее. А потом… Потом я смешаю небо с землей, лишь бы получить ее прощение. Но это будет после.
Сперва я надеялся обнаружить Клизубова в больнице. Но там мне сказали, что доктор Клизубов заходил, но ушел через некоторое время в сопровождении доктора Милца. Моя тревога начала приобретать реальные черты. Клизубов ненавидит Милца, да и Александр Францевич его не переносит. Куда они могли отправиться вместе?
Собственно,
Несмотря на все наши поиски, их не оказалось и там. Но где же еще тогда искать? Городовые продолжали обшаривать дом, а я вышел на крыльцо и попытался сообразить, куда мог еще отправиться доктор Клизубов в незнакомом ему Затонске. И тут мои размышления были прерваны самым неожиданным образом. На подъездной дорожке показался несущийся экипаж, в котором, придерживая шляпку одной рукой, сидела Анна Викторовна. Я не поверил своим глазам. Этого не могло быть, но она уже соскочила с экипажа, не дожидаясь, пока он остановится, и бегом поднималась по ступеням.
— Евграшина убью! — мелькнула мысль в моей голове, да и пропала тут же.
— Ну что? — запыхавшись от быстрого бега, но от этого не менее задиристо спросила Анна. — Преуспели в поисках?
— Дом пуст, — не стал я скрывать своего поражения. — А в больнице сказали, что доктор Милц ушел с Клизубовым.
— Подвал ищите! — сказала Анна Викторовна. — Клизубов говорил про подвал.
И сама бросилась в дом, искать. Я рванулся за ней. Снова я свалял дурака. Нужно было хотя бы расспросить ее, прежде чем запирать.
Подвал нашелся довольно быстро, но едва я открыл в него дверь, как услышал выстрел. На ходу доставая револьвер, я почти скатился по неудобной винтовой лесенке. Картина, представшая передо мной, поражала. Посреди подвала стояло кресло, наводящее на мысли о средневековой инквизиции. К креслу ремнями был привязан доктор Милц, во рту у него был кляп, а к голове подсоединены какие-то странные металлические предметы. Каким-то шестым чувством я понял, что это и есть то самое устройство, от которого погибла графиня Уварова. Я бросился к Александру Францевичу, торопясь отсоединить его от этой страшной машины как можно скорее, боясь, что она все-таки может сработать. Краем глаза я отметил, что Клизубов лежит на полу и вряд ли жив, а в углу на полу сидит, сжавшись, Улла Тонкуте. К ней сразу бросилась Анна Викторовна, спустившаяся в подвал, разумеется, сразу за мной. Полагаю, городовые вежливо пропустили ее вперед и даже придержали дверь! Ох, я до них доберусь чуть позже! Я закончил наконец отвязывать доктора и передал его городовому, чтоб тот помог ему выбраться наружу. Не нужно, чтобы он и лишней минуты оставался рядом с этим страшным агрегатом! Доктор был явно потрясен всем случившимся и даже слегка пошатывался на ходу, но, кажется, не пострадал.
Убедившись, что с Александром Францевичем все в порядке, я повернулся к Улле, которой уже помогала встать Анна Викторовна. Судя по тому, с каким ужасом она смотрела на мертвого Клизубова, именно она его застрелила.
— И откуда же у Вас пистолет? — спросил я, поднимая оружие с пола.
— Уварова держала в доме на всякий случай, — ответила Улла, не отводя взгляда от мертвого тела.
— И как же Вы оказались здесь? — продолжил я расспросы.
Анна Викторовна взглянула на меня недовольно и заботливо помогла Улле сесть. Ей казалось, видимо, что я мучаю несчастную женщину, перенесшую сильное потрясение. Только вот я видел, что госпожа Тонкуте нервничает куда слабее, чем хочет показать. И этот театр, вкупе
— Я услышала шорох в подвале, — принялась рассказывать Улла. — Я спустилась и увидела, что он делает с этим человеком. Он на меня набросился.
— А почему же он хотел убить Вас? — спросил я ее.
— Я не знаю, — вздохнула гадалка. — Может, он потерял рассудок?
— Яков Платоныч, — окликнул меня городовой, осматривавший комнату, — взгляните.
В руках у него была пропавшая шкатулка графини Уваровой, полная драгоценностей. Я посмотрел, как играют камни в свете лампы. Потом перевел взгляд на Уллу. Она разительно изменилась. Исчезла несчастная испуганная женщина, которая представала передо мной лишь минуту назад. Сейчас она смотрела лишь на шкатулку, и на лице ее были только жадность и злость. Анна Викторовна тоже заметила это преображение. И отступила на шаг.
Отдав все нужные распоряжения насчет вещественных доказательств и тела Клизубова, велев отправить Уллу Тонкуте в управление, а также проследив, чтобы туда отвезли и доктора Милца, которого я попросил подождать в моем кабинете, я вышел на улицу. Меня ждала гроза и буря, и я не собирался от нее бегать. Анна стояла у балюстрады крыльца. Я подошел к ней, и она тут же повернулась ко мне лицом, готовая к бою. Ох, что сейчас начнется, и вообразить страшно! Глаза ее из небесно-голубых стали синими, потемнев от гнева, щеки пылали. Она была так дивно хороша, что я мог думать лишь о том, насколько хочу ее поцеловать. Ну, и еще — самым краешком сознания, — о том, что мне ни в коем случае нельзя улыбнуться. Потому что если только посмею — не быть мне живу!
— Запереть меня в кабинете! — дрожащим от гнева голосом произнесла Анна Викторовна. — Это бестактно!
Маленький кулачок толкнул меня в грудь. Счастье, что у нее веера при себе не оказалось. Я отчаянно боролся с желанием поймать ее руку и перецеловать каждый пальчик.
— Это унизительно! — еще один толчок, легкий, как ласка.
Я все-таки не уследил за собой, и непослушная рука потянулась поправить выбившийся завиток волос на ее виске:
— Анна Викторовна!
— Что Вы себе позволяете! — она гневно отвела мою руку, не позволив дотронуться до упрямого локона. — Вы последнее время все время границы переходите!
— Мне это часто говорят в последнее время, — согласился я.
— Да мне плевать, что Вам говорят! — чуть не выкрикнула Анна.
Кажется, она заплачет сейчас. Если заплачет, я ее поцелую. И гори оно все синим пламенем!
— Вы просто… — голос ее уже дрожал совсем. — Просто пользуетесь…
— Чем? — перебил я ее.
— Тем, что я вам верила, — ответила она резко. — Но больше — нет!
Я опустил голову. Невольно вспомнилось, как доверчиво пошла она за мной в кабинет, не ожидая ни подвоха, ни коварства. А я ее обманул.
— Ради Вашей безопасности, — попробовал оправдаться я.
— Да я слышать больше не могу про мою безопасность! — ответила Анна Викторовна сердито. — Все ради моей безопасности, все! А если меня надо будет в тюрьму посадить ради моей безопасности?
А вот если бы я и в самом деле запер ее не в кабинете, а в камере, она бы не выбралась! Экая соблазнительная мысль, однако.
И — да, посажу, если будет надо. Я все сделаю ради ее безопасности. Потому что от одной мысли о том, что с нею может что-либо случиться, меня охватывает такой страх, что хочется схватить ее и спрятать за тысячу замков. Потому что я просто не смогу жить, если с ней что-нибудь случится.