Яков. Воспоминания
Шрифт:
Впрочем, мягкость моего помощника и в самом деле помогла нам получить ответ.
— Он сказал, что хочет позвать другую вместо меня! — поведала ему Глафира с некоторой обидой. — Сказал, что она справится лучше.
— В каком смысле? — не понял я.
— Мы занимались фотографиями с духами, если Вы еще не поняли, — ответила девушка. — Я вызывала духов, а Миша их фотографировал.
— То есть, вызывали духов? — уточнил изумленный Коробейников. — Хотите сказать, что Вы медиум?
— Да, — ответила Глафира без тени сомнения. — А вчера он заявил мне,
Мне сделалось несколько тревожно. В Затонске не так уж много медиумов. Неужели Анну Викторовну как-то коснулась эта история?
— И это после всего того, что я для него сделала, понимаете? — возмущенно продолжала Глафира. — Ведь это я надоумила его фотографировать духов, и дело пошло!
— Неужели? — поощрил ее Антон Андреич к дальнейшему рассказу. — И этот медиум с именем, он что, согласился?
Как видно, нас с Коробейниковым встревожило одно и то же.
— Нет, конечно, — ответила Кузяева язвительно. — Отказала она ему сразу. Но он как-то уговорил ее прийти для разговора.
— Так она пришла? — уточнил я нетерпеливо.
— Я не знаю, — ответила Глафира. — Я ушла и ночевала в гостинице. Позвольте мне уйти, — прошептала она со слезами на глазах.
— Конечно, — ответил ей сострадательный Антон Андреич, бросая на меня умоляющий взгляд.
— Вам нужно успокоиться, — кивнул я, соглашаясь. — А как имя этого известного медиума? — на всякий случай уточнил я, хоть и был уже уверен в ответе.
— Анна Миронова, — подтвердила мои опасения Глафира.
— Странно было бы услышать что-то иное, — пробормотал я недовольно.
Снова Анна Викторовна оказывается замешанной в убийство из-за своих духов. Надеюсь, история с инженером Буссе не повторится, и мне не придется снимать с нее подозрения.
— Антон Андреич! — раздраженно окликнул я своего помощника, все еще уставившегося на дверь, за которой скрылась Глафира. — Делом займитесь. Ищите на снимках что-то необычное, непонятное.
Оставив Коробейникова перебирать фотокарточки, я вернулся в управление, намереваясь заняться прочими делами, связанными с убийством фотографа. Следовало бы, разумеется, навестить Анну Викторовну, чтобы выяснить точно, была ли она у Голубева, и во сколько. Но я решил это отложить. Во-первых, в доме Мироновых меня по-прежнему не принимали, а во-вторых, уверен, раз уж барышня Миронова имеет касательство к этому убийству, она появится в моем кабинете сама, и весьма скоро. Следует только подождать. А пока я займусь прочими делами.
Но заняться делами у меня не получилось. Едва я зашел в кабинет, как меня позвал наш полицмейстер.
— Яков Платоныч! — Николай Васильевич мне радостно улыбался, что редко предвещало приятные известия. — Как успехи?
— Дело ясное, — сообщил я ему, — этот фотограф был убит ударом по голове гирей, место преступления осмотрели, а тело отправили доктору Милцу.
— Какое варварство! — вздохнул Трегубов. — А что, он действительно духов фотографировал?
— Ну что вы! — поразился я доверчивости нашего
— Ну как же! — возразил он мне. — Публика верила.
— Публика всегда верит, — ответил я с неудовольствием, — верит вопреки очевидности.
— Может быть, нам к Анне Викторовне обратиться? — предложил Николай Васильевич.
— Вы что, шутите? — не поверил я своим ушам.
Ну, когда я слышал подобное от Коробейникова, я уже не удивлялся. Даже наш материалист доктор Милц, помнится, предлагал мне подобное. Но полицмейстер, должностное лицо!
— Нет, ну она у нас специалист по духам, — ответил Трегубов на полном серьезе, будто и не понимая моего изумления.
Лучше всего прозвучало это «у нас». Медиум Анна Миронова, внештатный сотрудник полицейского управления, специалист по духам. Может, господин полицмейстер и жалование ей выплачивать станет?!
— Да полноте! — сказал я ему досадливо. — Это фокус фотографической техники!
— Ну, ладно, справимся своими силами, — недовольно вздохнул Трегубов, поняв, что привлекать барышню Миронову я не намерен. — Тут вот еще что: заявление поступило о пропаже помещицы Спиридоновой, двадцати пяти лет. Уехала вчера верхом на прогулку и не вернулась. Я уже послал команду прошерстить лес, а Вы поезжайте в поместье.
— Я? — возмущение мое вспыхнуло, как солома. — Да мне б с фотографом разобраться!
— Яков Платоныч! — строго сказал мне полковник Трегубов, поднимаясь. — Если бы я был начальником небесной канцелярии, я бы распорядился, чтобы все происшествия в Затонске совершались после раскрытия нами предыдущих. А пока что я, всего лишь навсего, начальник губернской полиции. Так что поезжайте, голубчик. Там дети остались.
— Дети? — встревожился я. — Сколько лет?
— Семнадцать, брат и сестра, — ответил Николай Васильевич. — Поговорите с ними.
— А матери двадцать пять? — уточнил я недоуменно.
— Мачеха, — пояснил Трегубов и решительно покинул мой кабинет, показывая, что разговор окончен.
Что ж, господин надворный советник, собирайтесь и поезжайте, куда приказано. В конце концов, полицмейстер является Вашим прямым начальством, как он только что Вам напомнил. Да и нет причин для раздражения, если честно. Помнится, в Петербурге и по пять дел одновременно вели и справлялись. А тут в Затонске уже и два много стало? Обленились Вы, господин Штольман, размякли. Принимайтесь за работу и не жалуйтесь.
Усадьба помещика Спиридонова располагалась за городом, но совсем недалеко от Затонска. Двор был пуст совершенно, ни одного человека не видно. Я постучал в дверь дома, но никто не спешил мне навстречу. Куда же они все подевались? Потянув осторожно дверь на себя, я выяснил, что она не заперта. Что ж, попробую отыскать хоть кого живого.
В прихожей тоже было пусто, но из гостиной доносились голоса. Я прислушался.
— А потом Париж! — произнес молодой мужской голос.
— Париж! — восторженно вторил ему женский, не менее молодой. — Остановимся в лучшей гостинице.