Яков. Воспоминания

Антонова Лада

— Анна Викторовна, — приветствовал ее я, — день добрый. Садитесь, подвезу.

— Спасибо, — ответила Анна прохладно, — недалеко, сама дойду.

Кажется, она была рада меня видеть гораздо меньше, чем я ее. Если не сказать, не рада вовсе. Интересно, в чем я виноват на этот раз?

— Видимо, к князю? — спросил я ее, пытаясь пойти рядом.

— Видимо, к Элис! — ответила она колко.

— Я вот что Вас хотел спросить, — сказал я, останавливая ее, осторожно коснувшись ее руки. — Вы что думаете об этом фотографе, Голубеве?

— Жулик! — резко

охарактеризовала убитого фотографа Анна. — И сейчас жульничает. Представляете, меня обвиняет!

— А в тот вечер, когда Вы были у него, он не говорил, что ждет кого-то? — продолжил я расспросы.

— Очень коротко мы с ним побеседовали, — ответила Анна Викторовна. — Я пришла, увидела эти его фотографии с духами, тут же поняла, что это обман, ну и сказала, что не хочу с ним работать.

Как-то так получилось, что в процессе разговора мы снова начали двигаться в сторону поместья князя. Сейчас мы дойдем до ворот, и я буду вынужден оставить ее.

— А когда уходили, — спросил я, заступая Анне дорогу, и вынуждая ее остановиться, — рядом с домом Вы никого не заметили?

— Нет, — ответила она, — уже было пусто на улицах.

Разговор был окончен, и следовало прощаться. Но я просто не мог заставить себя расстаться с ней. Я скучал без нее все эти дни, тосковал и видел во сне. Ночь за ночью мне снилось одно и то же — ее ожидающий, вопрошающий взгляд на фоне дождя. Я измучился без нее и теперь искал предлог, чтобы задержать хоть на минуту.

— Как Вы, Анна Викторовна? — спросил я первое, что пришло в голову.

— Как я что? — холодно, даже несколько разгневанно спросила она в ответ.

— Как Вы… — я смущенно пожал плечами.

Ее холодность удивляла и где-то даже пугала меня, но я все равно продолжал пытаться.

— А, как я? — спросила она с легкой насмешкой. — Как обычно.

— Как Элис? — нашел я еще одну тему для разговора.

— Хорошо ей у князя, — вздохнула Анна и двинулась дальше по дорожке.

Я видел, что Анна Викторовна отлично понимает, что я тяну время, мучительно выискивая вопросы. Видел, как в ее глазах начинают плясать веселые чертики. Обычно они появлялись, когда мне случалось неосторожно проявить свою ревность. Видимо, и нынешнее мое поведение было сочтено глупым и достойным осмеяния. Ну, раз уж меня все равно ждет наказание, терять мне уже нечего. И понимая, что веду себя, как влюбленный дурак, и к тому же выдаю себя с головой, я вновь заступил ей дорогу.

— Я не видел Вас давно, — сказал я с неуверенной улыбкой.

— И что? — спросила Анна Викторовна насмешливо.

Увы, ситуация была недвусмысленная. Следовало либо объясняться, либо… Черт, либо не вести себя так! А я не мог ни того, ни другого.

Подождав несколько секунд и поняв, что ничего, кроме растерянно-виноватой улыбки она от меня не добьется, Анна вдруг неожиданно подняла руки, сдвинула мою шляпу набок и слегка ударила по ней пальчиками. Блеснула насмешливой улыбкой и пошла по дорожке, всем своим видом показывая,

что догонять ее еще раз не стоит.

Я поправил шляпу и посмотрел ей вслед, поймав себя на том, что улыбаюсь. Улыбаюсь просто от того, что она не оскорбилась, не обиделась в этот раз на то, что я снова промолчал. Мы не поссорились, и это сейчас было самым главным, это радовало меня. А насмешки я переживу, ей Богу! Лишь бы она поняла меня, лишь бы согласилась дать мне время.

Вернувшись в Затонск, я заехал сперва на квартиру Голубева, надеясь застать там Антона Андреича, но нашел там лишь Глафиру, ожесточенно оттирающую кровавое пятно на полу.

— А где Коробейников? — спросил я ее.

— Ушел с полчаса назад, — ответила Глафира, глядя на меня настороженно.

— Скажите, — спросил я ее, — Вы ведь были на съемке в доме Спиридоновых?

— Да, — ответила она, — вчера.

— В котором часу?

— Нас вызвали к двенадцати, — сказала Глафира, — и мы пришли вовремя.

— Хозяйка дома была? — поинтересовался я.

— Не знаю, — ответила госпожа Кузяева. — Мы фотографировали молодых Спиридоновых и их умерших родителей.

— А снимки остались?

Она подошла к столу и протянула мне фотокарточку:

— Михаил проявил и отпечатал сразу, как мы вернулись от Спиридоновых.

Я посмотрел на фотографию. Костя и Вика стояли рядом в своей гостиной. Ничего необычного я не заметил.

— Спиридоновы молоды, образованны, — задумчиво спросил я Глафиру. — Как же они поверили в эти ваши фотографии?

— Фотографии не больший обман, — язвительно сказала Кузяева, — чем спиритическое дознание госпожи Мироновой.

Ох уж мне этот Ребушинский. Благодаря, в первую очередь, ему, весь Затонск считает, что я использую в расследованиях помощь медиума. Хотя, если вспомнить утренний разговор с полицмейстером, то весь Затонск, включая мое непосредственное начальство, еще и считает это само собой разумеющимся. Исключение составляю я и родители Анны Викторовны. Так что, не вступая в нелепые споры с шарлатанкой, я отправился в управление, повидать своего помощника.

Коробейников, как я и надеялся, ожидал меня в кабинете управления. Я быстро рассказал ему о деле Спиридоновой и о том, как оно неожиданно оказалось связанным с убийством фотографа.

— Голубев снимал молодых Спиридоновых, — излагал общую картину мой помощник, проверяя, не упустил ли он чего в моем рассказе, — и их мачеха была убита. Позднее сам Голубев тоже был убит. Вам не кажется, что это загадка? Настоящая загадка!

— Я Вам больше скажу, — ответил я задумчиво, — это какая-то тайна.

— Я был в гостинице, — сообщил мне Коробейников, — Глафира действительно провела там ночь. Она пришла в девять вечера и ушла в десять утра.

Судя по тому, что Антон Андреич по собственной инициативе бросился проверять алиби Кузяевой, он проникся к ней крайним сочувствием, а возможно, и более сильными эмоциями.