Яков. Воспоминания
Шрифт:
И вот сейчас Анна Викторовна стояла в моем кабинете, сжимая в руке фотографию, взволнованная и смущенная. И изо всех сил старалась убедить меня всерьез отнестись к ее словам:
— А теперь Вы, как всегда, посмеетесь надо мной! Но вот эта фотография. И я знаю, что в ней скрыта тайна, опасная для моей семьи!
И она положила фотокарточку на стол передо мной. Да, несомненно, в этой фотографии была скрыта тайна. И, я абсолютно уверен, крайне опасная. Потому что фотография, лежавшая передо мной, была точной копией той, что мы нашли в квартире поручика Набокина. Включая пометки
Мы с Коробейниковым переглянулись многозначительно, затем, не сговариваясь, посмотрели на Анну. Видимо, нас помощником озаботил один и тот же вопрос: как объяснить Анне Викторовне всю серьезность ситуации и не напугать ее при этом еще сильнее.
Анна, полагаю, неверно поняла смысл наших переглядываний, потому что взорвалась негодованием:
— Господи, да что же это такое! Почему Вы мне не верите? Эта фотография опасна!
Я принял решение. В конце концов, я имел возможность неоднократно убедиться, что нервная система у Анны Викторовны крепкая, и дамские истерики и обмороки не ее стихия. А предупредить ее нужно обязательно.
— Отчего же не верю? — сказал я, доставая из стола фотографию, найденную в квартире Набокина, и подавая ей. — Очень даже верю.
Анна взглянула на фотографию, потом подняла на меня глаза с серьезностью и удивлением:
— Откуда это у вас?
— Нашли у одного отставного поручика, — ответил я ей, — умершего сегодня ночью при невыясненных обстоятельствах.
Вот теперь она испугалась. Побледнела, заволновалась:
— Господи!
— Расскажите подробнее о Вашем снимке, — попросил я ее.
Анна Викторовна, сделав над собой усилие, взяла себя в руки, взволнованно вздохнула и принялась рассказывать:
— Отец говорил, что все офицеры, изображенные на этой фотографии, погибли. Кроме него и еще троих.
— Очевидно, выжившие — это те, кто отмечен на фотографии, — я подал второй экземпляр фотографии подошедшему Коробейникову.
— Да, это они, — подтвердила Анна Викторовна. — Вот это мой отец.
— Больше никого не узнаете?
— Нет, больше никого, фотография-то старая.
— Ну, начнем с того, — сообщил я ей, — что фотография не старая. Очевидно, что…
— Как не старая? — перебила меня Анна по всегдашней своей привычке. — Отец говорил, она была сделана лет десять назад.
— Возможно, — ответил я, — но отпечатана фотография совсем недавно. Края ровные, и не пожелтела совсем. Очевидно, тот, кто печатал эту фотографию, имеет старую негативную пластину. А может, он сам делал фотографию. Это я Вам как специалист по фотографии говорю.
Анна Викторовна слушала меня чрезвычайно внимательно. Но мысли ее были далеки от теории фотографирования. Сейчас ее гораздо больше волновало происходящее:
— Так, и что же теперь делать?
Ну, на этот вопрос, слава Богу, у меня был ответ:
— Нужно спросить у Вашего отца, кто их фотографировал.
Я вызвал экипаж, и мы с Анной Викторовной немедленно отправились в дом Мироновых.
Виктор Иванович
— Эту фотографию сделал мой друг, подпоручик Шапкин. Вот он, видите, стоит с испуганным лицом. Он боялся не успеть добежать до остальных.
— Но он не отмечен. Что ж, получается, погиб?
— Да, — Виктор Иванович погрустнел. — Погиб. Я сам видел.
— А это кто? — указал я на еще одного человека, стоящего на фотографии рядом с молодым Виктором Мироновым. Это лицо тоже не было отмечено.
— Это мой друг, подпоручик Бехтерев. Он тоже погиб в той засаде.
— Ну, а вот это кто? — указал я на еще одно не зачеркнутое лицо. Человек, изображенный на фотографии, почему-то повернулся к фотографу в профиль и из-за этого казался стоящим особняком.
— Поручик Садковский, — пояснил Виктор Иванович.
— Он тоже не отмечен. Получается, погиб?
Миронов налил себе коньяку:
— Кажется, пропал… — сказал он как-то неуверенно. Но тут же поправился: — Нет, погиб. Конечно же, погиб.
Неопределенность в его голосе и некоторое едва слышное смущение насторожили меня. Мелькнуло ощущение, что Виктор Иванович на самом деле не знает ничего о дальнейшей судьбе поручика Садковского, но почему-то хочет, чтобы тот оказался погибшим.
— Так погиб или пропал? — уточнил я. — Вы не уверены?
— Уверен, — решительно произнес Миронов и залпом опрокинул рюмку коньяку.
Ладно, оставим это пока. В конце концов, есть и иные способы осведомиться о дальнейшей судьбе поручика Садковского, если я сочту это необходимым. А пока продолжим разговор:
— Ну, а что Вы сами обо всем этом думаете? Есть какие-то предположения, Виктор Иваныч?
Миронов со вздохом развел руками:
— Просто теряюсь в догадках.
— Ну, хорошо. Тогда не могли бы Вы вспомнить имена остальных выживших, — попросил я его. — Может быть, кто-то из них тоже получил такие фотографии и сможет пролить свет на эту тайну.
Виктор Иванович с легкостью назвал мне требуемые имена. Он не только хорошо их помнил, они даже поддерживали общение порой. Надеюсь, кто-то из этих двоих сможет мне объяснить, что же все-таки происходит.
Я оставил расстроенного Виктора Ивановича на попечении супруги, и покинул дом Мироновых в глубокой задумчивости. Непростое получалось дело, я сразу это почувствовал. А еще мне казалось, что несмотря на то, что Виктор Иванович всячески пытался мне помочь, он все-таки не был со мной до конца откровенен. Что-то не упомянул он в своем рассказе, возможно, считая неважным. Но я знал, что при расследовании убийства не бывает неважных мелочей. Любой малозаметный факт может оказаться значимым, повернуть расследование по нужному пути. Ну да ладно. Надеюсь, время у меня еще есть. И я успею, при необходимости, разговорить господина адвоката.