Яков. Воспоминания

Антонова Лада

И снова заплакала. Как ни странно, похоже было, что мадемуазель Лиза и в самом деле искренне расстроена смертью клиента. Возможно, господин Ишутин был клиентом особой щедрости. Впрочем, она быстро успокоилась и продолжила:

— С ним всегда было весело. И денег он не жалел!

Все это, конечно, определенным образом характеризует покойного, но не он меня интересует. Поэтому я повернул рассказ барышни в другую сторону:

— Вы нам про убийцу расскажите. Как все произошло?

— Я увидела его, когда он стоял на втором этаже, —

Лиза, видимо, уже переставшая меня бояться, заговорила свободнее. — Он был такой, интересный. Ну, я спросила его, кого он ищет. И он сказал, что своего приятеля Ишутина.

Она умолкла.

Я поторопил ее рассказ:

— А дальше?

— Я и проводила его в свою комнату, — продолжила Лиза, — где уже был господин Ишутин. И вошла. А этот как закричит: «Ты помнишь меня?!». А господин Ишутин как заголосит: «Это ты? Это ты?»

Рассказывая, Лиза увлеклась. Она жестикулировала и меняла голос, изображая всю сцену в лицах. Было уже не ясно, обращается ли она ко мне или ко всем присутствующим в комнате. Девушки, и даже Аглая Львовна, слушали ее, затаив дыхание. А она, явно наслаждаясь всеобщим вниманием, продолжала:

— А тот как закричит: «Да! Это я! Ты знаешь, зачем я пришел?!» А господин Ишутин так затрясся и заскулил: «Не надо!» А тот, в шинели, с размаху как двинет меня! Ручищею своей! Я падаю — и ничего не помню! — Лиза снова разрыдалась.

Вот Вам и ответ, господин Штольман, как девушка, скорее всего, оказалась в борделе. Наверное, жила она спокойной жизнью в доме строгих родителей. И мечтала о сцене. И способностями обделена не была, даже сейчас это видно. Но нашелся подлец, поманивший ее пустыми обещаниями сделать из нее актрису. Ради мечты барышня оставила родительский дом и сбежала с ним. А он, натешившись, бросил ее. И дальнейший путь Лизы стал предопределен. История, старая, как мир.

Маман слега кашлянула, прерывая поток слез. Да уж, дисциплина у них тут прямо-таки военная! Лиза тут же перестала рыдать и продолжила рассказ:

— Говорят, я долго пролежала. А когда пришла в себя, Павел Куприянович уже лежал с разбитой головой, и бутылка шампанского вдребезги, и в горле у него розочка от этой бутылки торчала! Павел Куприянович, бедный, он был таким чутким, таким добрым!

И снова речь ее прервал поток бурных рыданий. Но я уже узнал все, что мне нужно.

— Елизавета Тихоновна, — привлек я ее внимание, — Вы свободны.

Нет, все-таки сочувствие тут ни при чем, и слезы ее тоже театр. Услыхав мои слова, она мгновенно перестала рыдать и удивленно на меня уставилась:

— Как свободна? А в тюрьму забирать меня не будете?

Я усмехнулся:

— Ну зачем же Вам в тюрьму? Вы же не убивали?

— Нет, я не убивала, — проговорила она, глядя на меня изумленными глазами.

Похоже, уверена была, что я ее арестую, и не могла поверить своему счастью. Я отвел ее в сторонку, сказал тихонечко:

— А деньги, которые у покойника из кошелька вытащили,

сразу не тратьте. А то все поймут, что Вы взяли.

Теперь она смотрела на меня не только с изумлением, но и с искренним восторгом:

— Спасибо, Ваше Благородие!

В ее глазах я в одно мгновение сделался добрым, великодушным, а главное, всеведущим. Ей невдомек было, что задачка-то для первоклассника: при Ишутине денег не нашли, убит он не с целью ограбления, а кроме нее рядом с ним никого не было. Но объяснять это все я ей не собирался, как не собирался и отбирать у нее украденные деньги. Пусть она останется мне благодарна. Мужчины в борделях часто бывают болтливы. Поэтому всегда стоит иметь среди проституток парочку тех, кто готов снабдить тебя сведениями в благодарность за проявленное великодушие.

Мы с Коробейниковым шли по улице, и он рассказывал мне о своем вчерашнем общении с Ишутиным:

— Так, я вчера пытался разговорить покойника, то есть, живого еще тогда, Ишутина. Но военное прошлое вспоминать он был явно не склонен. О Дубове отозвался, как о боевом товарище. Может, обыск провести на квартире убитого?

— Проведите, — согласился я.

— Я еще с женой его говорил,. — продолжил Коробейников. — Недовольная хозяйка его была.

Я заинтересовался:

— А от чего, хозяйка, конечно, не рассказала?

— А то! Я же представился автором статьи о героях русско-турецкой кампании, — гордо поведал мне Антон Андреич, гордый своей смекалкой. — И она сказала, что муж уезжает на неделю. Я теперь подозреваю, что Ишутин сбежать хотел из города!

— И что же? — обстоятельность Коробейникова начинала меня раздражать.

— Так, наверное, жена его и не отпустила! — радостно сделал вывод Антон Андреич. — Потому он и оказался там, где оказался!

Тьфу ты! Чрезвычайно ценное умозаключение! Научил я его, на свою голову, обращать внимание на детали! Как бы теперь научить отличать значимые детали от незначимых?!

Вечером того же дня я читал доставленные мне Коробейниковым личные бумаги Ишутина, пытаясь найти хоть какой-то намек, который поможет мне распутать это дело. Антон Андреич, мучимый бездельем, расхаживал по кабинету и рассуждал вслух:

— Дома Дубов не появлялся, я проверял. У меня там городовой на дежурстве, не было его. А может, убийца уже достал его? Где-то, не дома?

В дверь, прерывая монолог Коробейникова, заглянул Ульяшин, оставленный мною проводить подробный обыск на квартире Ишутина, и подал мне вскрытый конверт, который они нашли при обыске. В конверте лежала уже знакомая мне фотография.

Коробейников возмутился:

— Мне Ишутин и слова не сказал о фотографии, когда мы с ним беседовали!

А меня вдруг пронзило какое-то дурное предчувствие. Показалось вдруг, что я снова не успеваю. Не успеваю кого-то спасти, как не успел спасти Ишутина.