Яков. Воспоминания
Шрифт:
— А ну, говори! Твой?
— Не мой! — снова заорал шарманщик. — Не мой нож! Мой в сапоге!
Это ж надо?! Они его сюда приволокли, даже не удосужившись обыскать! Так, видно, обрадовались, что поймали! Ну Антон Андреич, дождетесь Вы у меня! Забыли Вы, видимо, что наш убийца с ножом обращается мастерски. Да если бы этот бедолага был тем, кто нам нужен, Вы его и до управления бы не довели, с ножом-то в сапоге. И хорошо, если бы живы остались!
Я приказал Коробейникову достать нож. Шарманщик даже ногу вперед подвинул нужную. В сапоге и
— Вот он, — показывая на нож грязным пальцем сказал шарманщик. — Вот это мой нож! А этот! Да на что мне такой нож купить-то! Едва денюшек на хлебушек хватат!
И снова заголосил в полный голос, падая на колени:
— Ваше благородие! Не виноватый я!
В дверь постучали, и вошедший дежурный доложил:
— Ваше Высокоблагородие, к Вам госпожа Миронова!
Правильно! В нашем цирке была явная нехватка одного персонажа. Теперь комплект. Интересно, это не Коробейников ли ее пригласил? Отловил шарманщика и по пути в управление записку барышне отправил. Дескать, волю Вашу выполнил, будьте любезны полюбоваться! Ух, доберусь я до него еще!
Ну, что ж, пусть заходит, раз пришла. Не гнать же ее, в самом-то деле?
Анна Викторовна как всегда ворвалась, едва дождавшись разрешения:
— Яков Платоныч, я по очень важному делу!
Увидела нашего задержанного, остановилась, глядя удивленно, повернулась ко мне:
— Это шарманщик?
Не в силах контролировать раздражение в своем голосе, я ограничился кивком.
Анна деловито подошла к шарманщику и, ни секунды не медля, взяла его за правую руку:
— Позвольте?
Повернула руку ладонью вверх, осмотрела запястье.
Я попытался остановить ее:
— Анна Викторовна, что Вы делаете?!
Черт, ну у нее совсем страха нет? Конечно, городовые его держат, а вдруг вырвется и ударит? Я не успею его остановить! Это же задержанный в кабинете следователя уголовной полиции! А она с ним, как с котенком домашним.
Впрочем, магия барышни Мироновой, покорившая моих подчиненных, подействовала и на шарманщика. Стоял тихо и даже руку у нее отобрать не пытался.
Анна отпустила руку шарманщика, отвернулась от него. Только теперь я обратил внимание, что она выглядит очень озабоченной и даже подавленной. Неужели случилось что-то еще? Может, Виктору Ивановичу стало хуже?
Она подошла к моему столу и, коротко взглянув на меня, объяснила свои действия:
— У него нет шрама на руке. У человека, стрелявшего в моего отца, на тыльной стороне ладони был шрам, как от сабли. А у него нет.
— И что это значит, по-вашему? — спросил я.
— Это не Садковский, — убежденно проговорила Анна.
Ну это и без шрама видно было. С первого взгляда.
— Ну да, — сказал я. — На поручика он точно не похож.
— Не виноватый я! Не виноватый я! — снова затянул шарманщик.
Я взглянул на Коробейникова, вздохнул:
— Отпустите
— Как?! — удивился мой помощник.
— На все четыре стороны! — я уже едва сдерживался. Позже я с Коробейниковым очень серьезно поговорю.
Городовые выволокли шарманщика. Он идти не хотел, все пытался упасть на колени и благодарить меня за доброту. Наконец-то дверь за ними закрылась, и стало тихо.
Я взглянул на Анну Викторовну:
— А что это Вы про Садковского? При чем здесь Садковский?
Анна подняла на меня несчастные глаза. Промолчала.
— Значит, Вы считаете, что Садковский жив? — попытался я ее разговорить. — Нет, я, конечно, не верю Вашим странным видениям, но…
— Вы можете мне не верить, — язвительно перебила меня Анна Викторовна, — но я видела его руку с шрамом!
И выпрямилась гордо, с обиженным лицом.
Да зачем я ее все время обижаю-то! Ей и так плохо и страшно, у нее отца чуть не убили! А тут я, со своим скепсисом вечным. Нет, чтобы притвориться хотя бы! К тому же, не далее, как прошлой ночью мне ведь тоже приходила в голову мысль о том, что Садковский жив и задумал мстить. Так что не будет большим грехом, если я хоть раз с ней соглашусь:
— Ну что ж, предположим, это возможно.
Анна повернулась ко мне так стремительно, что даже покачнула стул:
— Неужели это случилось? Вы мне верите?!
Милое лицо ее озарилось такой искренней и безудержной радостью, что мне стало неловко. Я и не знал, насколько сильно ранит ее мое недоверие. Сдержав ответную улыбку, я ответил ей чуть смущенно:
— Ну, скажем так, наши мнения в этом вопросе совпадают. Более того, я уже отправил запрос в Петербург, числится ли поручик Садковский в списках погибших или пропавших без вести.
— Но ведь для этого нужно ехать в Петербург! — встревожилась Анна. — В архив Военного Министерства!
Я улыбнулся ее наивности:
— Анна Викторовна! Конец девятнадцатого века на дворе. Есть же телеграф.
Она очаровательно смутилась, потупилась.
В этот момент, прерывая нашу мирную беседу, в кабинет вошел дежурный:
— Ваше Высокоблагородие, к вам курьер!
И он пропустил в кабинет бойкого уличного пацаненка, из тех, что крутятся вокруг всяких гостиниц и лавок в надежде оказать услугу господам за мелкую монетку. Этому сегодня явно повезло, и он обратился ко мне важно, с полным осознанием ответственности своей миссии:
— Яков Платоныч, Вам записка-с! — и уточнил: — От дамы-с!
— От дамы? — удивился я. — От какой дамы?
— По виду из столицы будут-с, — пояснил посыльный. — Просила, чтобы лично в руки.
Черт, Нина приехала. А я вовсе про нее забыл! Краем глаза я увидел, как Анна перестала улыбаться, опустила голову. Ну почему всегда все так не вовремя! Мы так славно беседовали!
Я забрал записку у посыльного и отослал его. Вернулся на свое место, небрежно бросив записку на стол, и снова обратился к Анне Викторовне: