Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Убитая госпожа Курочкина, замужем никогда не была, старая дева, — принялся я заваливать начальство ненужными ему вовсе подробностями. — По слухам, вела уединенный образ жизни, жила от уроков и гувернантства.
— Что еще? — поинтересовался Трегубов, явно несколько удовлетворенный тем, что у меня уже к утру так много сведений.
— В доме все перерыто, — поведал я. — По всему видно, что убийца унес столовое серебро, да еще какую-то мелочь.
— Стало быть, банальный грабеж, — сделал вывод господин полицмейстер.
Ага, он, стало быть, скор на выводы и предпочитает,
— Не знаю, — ответил я, не желая подписываться под непроверенной еще версией.
— А орудие убийства? — поинтересовался Трегубов.
— Кирпич, — ответил я спокойно. — Найден возле трупа.
— Ну, так ищите, Яков Платоныч, — повелело новое начальство. — Ищите!
— Так мы ищем, Николай Васильевич, — ответил я ему с легкой улыбкой.
Все. Я новому начальству больше не интересен. На все у меня есть ответ, и придраться пока не к чему. А главное, я его не боюсь, а стало быть, и страх на меня наводить неинтересно. Quod erat demonstrandum.
Трегубов повернулся к двери, собираясь покинуть кабинет, но я остановил его в последний момент:
— Я прошу Вас, Николай Васильевич, — обратился я к нему деловым тоном, — дайте распоряжение в архив, чтобы посмотрели, нет ли чего в прошлом на госпожу Курочкину.
Трегубов даже усмехнулся от моей наглости! Мало того, что этот следак из Петербурга его вовсе не испугался, так еще и с просьбами смеет обращаться.
— Я распоряжусь, — пообещал он и покинул, наконец, кабинет, явно унося с собой мнение обо мне как о подчиненном непокорном и неудобном.
Но меня не волновало это его мнение. Во-первых, оно не отличалось от мнения всех других моих начальников, как в Затонске, так и в Петербурге. А во-вторых, мне не давало покоя то, что я никак не мог вспомнить чего-то про эту Курочкину. Где-то проскакивало ее имя. В каком-то очень значимом деле. Но, видимо, проскакивало настолько вскользь, что я не запомнил. Надеюсь, поиски в архиве принесут что-то полезное.
Ну, а пока я решил съездить к доктору Милцу, дабы убедиться, что Курочкину убили именно так, как мы и предполагали. Коробейникову же я поручил отпечатать и разобрать фотографии, сделанные вчера на месте преступления.
Доктор интересными новостями меня не порадовал. Курочкина была убита ударом по голове, причем, именно тем кирпичом, который был найден рядом с ней. Кирпич, кстати, был идентичен тем, что лежали на бочках в подвале. Мы с доктором еще немножко пообсуждали нового полицмейстера, и я вернулся в управление.
Коробейников, вооружившись увеличительным стеклом, все еще просматривал фотографии, которыми был завален весь его стол.
— Как успехи, Антон Андреич? — поинтересовался я.
— Вот, все готово! — показал он мне на стол. — Карточки с места происшествия.
— Вы мне будете нужны, — предупредил я помощника, — необходимо будет опросить знакомых и соседей убитой.
Говоря это, я взял со стола одну из фотографий, внимательно ее рассматривая. Какая-то мелочь в углу снимка привлекла мой взгляд.
— А что это? — спросил я Коробейникова, показывая на мелкую деталь на фотографии.
Антон
— Тело.
И даже головой кивнул в подтверждение.
— Да нет, вот здесь, — уточнил я, — под ножкой возле комода.
Я взял увеличительное стекло и присмотрелся. Антон Андреич заглянул в лупу вместе со мной.
— Человечек? — удивился он.
— Солдатик, — поправил я его. — Оловянный солдатик. А почему не разглядели, когда фотографировали?
— Помилуйте! — возмутился Коробейников. — Ночь! Темень даже при свече! А магниевая вспышка, она высвечивает каждую крошечку. Но видно только потом, на карточке.
— Нужно будет там все еще внимательно осмотреть, — решил я. — При свете, днем. Едем!
В доме Курочкиной было все так, как мы оставили. Так же лежали салфеточки на полочках, так же валялись вещи на полу. Я взглянул на валяющиеся книги с некоторой жалостью. Выморочное имущество. Ни родственников, ни наследников у покойной нет. Нужно будет Анну Викторовну спросить, она наверняка знает, как пристроить хотя бы книги. Но это потом, когда дело раскроем.
Коробейников наклонился к ножке комода, подбирая с пола маленькую фигурку.
— Действительно, солдатик, — изумился он.
— Что я говорил? — я осторожно взял маленькую фигурку из его рук. — Британец, гренадер наполеоновских времен. Не российского изготовления вещица.
— Почему не российского? — поинтересовался Коробейников.
— Потому что довольно тщательно сделана, — ответил я задумчиво.
Что-то меня настораживало в этом деле. И солдатик тоже относился к тревожащим факторам. Возможно, я просто напряжен в ожидании обещанного мне развития событий, которое все так и не наступает. И из-за этого начинаю видеть то, чего нет. А возможно… Тетрадь со стихами, написанными по-английски. Игрушечный солдатик явно родом из Англии. Правда, известно, что старая дева преподавала английский язык, так что и тетрадь, и игрушка могли принадлежать ее ученикам. Но я почему-то чувствовал, что здесь кроется нечто большее.
— То есть, Вы хотите сказать, — спросил Коробейников, — что старая дева играла в солдатиков?
Я прошел в соседнюю комнату, окинул взглядом разворошенные бумаги, опрокинутую чернильницу.
— Антон Андреич, — велел я ему, — осмотрите-ка здесь все еще раз повнимательней. На одежде или обуви преступника могли остаться следы чернил.
В задней части дома хлопнула дверь, скрипнули половицы. Мы с Коробейниковым насторожились, одновременно доставая оружие. В доме явно был кто-то еще. Разошлись в разные стороны, пытаясь осмотреть сразу все комнаты, снова встретились у задней двери. Дверь черного входа была открыта, на крыльце снег, явно с чьих-то ног. Но никого во дворе не было видно. Впрочем, двор был маленький, с не очень высоким, но глухим забором. А за забором лабиринт из таких же двориков. Преступнику легко здесь скрыться. Только вот непонятно, кому понадобилось лезть в уже и так обворованный дом, да еще и среди бела дня. Или все-таки убийца ночью не нашел то, что искал, а ложки взял для отвода глаз?