Яков. Воспоминания
Шрифт:
— Вы никогда не увидите Вены, — поведал я Каролине. — Вам грозит пожизненная каторга. И Вы даже не представляете, какова эта страна там, во глубине сибирских руд, куда Вас сошлют.
Спустя два дня мы с Анной Викторовной, по ее настойчивому требованию, заехали проведать Дарью Павловну и баронессу. Дарья Павловна обрадовалась нам, как родным. Все происшедшее произвело на нее страшное впечатление. Да и соседи ее теперь избегали. Баронесса же нас не узнала. Лишь попыталась рассказать нам вновь свою сказку о графине Батори. С
— Вот так все время, — вздохнула Дарья Павловна. — Она рассказывает даже когда нет рядом ни одной живой души. А после того, как Каролину арестовали, так уже и не приходила в себя.
— Может быть, в Австрии ей могут помочь? — предположила Анна Викторовна.
— Уезжаем через неделю в Вену, — кивнула со вздохом Дарья Павловна.
— Сочувствую Вам, — сказал я ей искренне. — Столько сразу на Вас навалилось.
— Ничего, ничего! Господь милостив, — улыбнулась Дарья Павловна. — Он же не посылает нам такие испытания, которые мы не можем выдержать. Аннушка, у меня просьба к Вам! — Молостова протянула Анне небольшой узел, явно с вещами. — Вы не могли бы вот это передать Каролине? Не могу я ее видеть сейчас. Потом, — она вздохнула. — Там продукты, вещи… Это ведь можно сейчас? — посмотрела она на меня.
— Можно, — ответил я, забирая у Анны узел. — Я распоряжусь.
— Спасибо, — поблагодарила нас Дарья Павловна. — И спасибо, что навестили. Храни Вас Господь.
И, забрав сестру, она скрылась в доме.
— Какая добрая, чудная Дарья Павловна! — сказала Анна Викторовна, когда мы с ней шли к экипажу. — Как я могла ее подозревать!
— Я тоже на нее думал, — утешил я Анну. — Но теперь наконец картина ясна! Каролина. Она пришла на конюшню, и стала свидетелем сцены между конюхом и Дуней. Смекнула. А когда конюх ушел, взяла его нож и убила ее. А Дарья Павловна уже потом там появилась. Испугалась и унесла ведро с кровью от греха подальше.
Я говорил и говорил. Рассказывал то, что она уже и так знала, лишь бы не молчать. Потому что я видел, как она на меня смотрит. И как мне улыбается. И понимал, что сейчас произойдет, но никак не мог придумать, как этого избежать.
И в конце концов она просто перебила меня, и прятаться за словами уже стало невозможно.
— А еще Вы спасли мне жизнь, — сказала она, улыбаясь. — Я так привыкла чувствовать себя обязанной Вам, что это создает смутную иллюзию.
– Какую иллюзию? — спросил я ее, невольно улыбаясь в ответ на ее улыбку.
— Связи, — ответила она. И очень внимательно, без улыбки посмотрела мне в глаза.
Я еще попытался повернуть разговор, делая вид, что не понял ее вопроса.
— То есть, периодически подвергая свою жизнь опасности, — сказал я по возможности строго, — Вы продляете это ощущение? Может, можно как-то проще этого добиваться, Вы не думали?
Я намеренно обижал ее. И обижал жестоко. И ей было очень больно, я видел это в ее глазах.
Анна отвернулась
— Нет, — сказала она взволнованно. — Завтра подумаю. Сейчас мне в голову ничего не идет. Кроме Каролины.
Слава Богу. Она поняла меня. И она продолжает говорить со мной.
— Ну не чудовище же она! Не могу я в это поверить!
— Всякая душа потемки, Анна Викторовна, — сказал я ей.
Анна вскинула на меня глаза, заглядывая, казалось, прямо в душу. Слез в ее глазах не было.
— Всякая, — повторил я. И добавил: — Даже моя.
— А меня иногда неудержимо тянет в темноту, — ответила она мне, не отводя глаз, очень твердо.
Повернулась и пошла к экипажу ровным спокойным шагом.
Она меня поняла. Но она приняла решение. А ее упрямство мне известно, она никогда не отказывается от намеченной цели.
И мне придется сильно постараться, чтобы разубедить ее в том, что эта цель ей нужна.
Но, да поможет Бог нам обоим, в глубине души я отчетливо понимал, что не смогу противостоять ей долго. Или, скорее, не смогу долго противостоять самому себе.
====== Восьмая новелла. Тайна синей тетради. ======
То дело я запомнил особенно ясно, потому что именно оно как бы обозначило окончание моей мирной жизни в Затонске в качестве обыкновенного полицейского следователя. Именно с этого дела начали активно развиваться события, ради которых и отправил меня в Затонск полковник Варфоломеев.
Но в тот вечер я еще об этом не знал. И уже собирался со службы домой, когда прибежавший городовой сообщил об убийстве. В своем доме была найдена убитой некая госпожа Курочкина. Разумеется, мы немедленно поспешили на место преступления.
Дом был самым обыкновенным. Посуда в буфете, салфеточки на полочках. Ничего необычного, кроме, разве что, беспорядка, явно этому дому не свойственного. Видимо, убийца что-то искал, потому что повсюду были разбросаны книги, бумаги, вываленные из ящиков вещи.
Сама хозяйка, дама средних лет, лежала на полу. На первый взгляд, ее ударили по голове. Доктор Милц скажет точнее.
Пока городовые под руководством Коробейникова занимались подробным обыском, я ходил по дому и пытался составить для себя первичную картину преступления. Внезапно дверь комнаты отворилась, и в сопровождении городового, оставленного караулить входную дверь, вошла Анна Викторовна Миронова. Необычно медленно для себя вошла, будто с опаской. Выглядела она расстроенной до крайности.
— Анна Викторовна! — подошел я к ней. — Вы как здесь оказались?
— Это я позвала городовых, — сдавленным голосом ответила Анна.
— Как Вы узнали, что здесь произошло? — задал я ей обычный вопрос, машинально ожидая привычного ответа насчет приведших ее духов.
Но сегодня все оказалось проще и банальнее. И, глядя в ее бледное, совершенно расстроенное лицо, в глаза, полные сдерживаемых слез, я поймал себя на мысли, что лучше бы это были духи. Тогда она хотя бы знала, чего ожидать, и не испугалась бы так сильно.