Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
— Эй, дежурный!
Является из соседней комнаты фельдфебель.
Нарочито пьяным голосом, обнимая коменданта и прижимая его голову к своей груди, приезжий офицер приказывает:
— Погрузить сотню пенсионеров в мои машины. К шоферам посадить по одному автоматчику. Через десять минут об исполнении доложить. Мы с комендантом проверим!
— Из какого прикажете барака, господин обершар-фюрер? — спрашивает фельдфебель. — У нас во всех бараках намечены подлежащие уничтожению!
— Вызови
— Разрешите доложить, господин офицер СС! Охотников ехать на тот свет не находится!
— Ступай, вызывай желающих! Марш!
Фельдфебель быстро выходит. Комендант начинает приходить в себя. Он присматривается к соседу по дивану.
— Ты удар-рил м-меня? — говорит заплетающимся языком.
— Пей! — приказывает ему гость, подавая громадный стакан коньяку.
— Не желаю! Я не терплю насилия! Я тебе сейчас задам, — шарит по карманам в поисках оружия — и видит вдруг свой револьвер в руке у гостя.
— Но, но, не балуйся с пушкой, — говорит он, отстраняясь ладонью, — очень слабый спуск, сними палец с гашетки!.. Ну хорошо, я выпью, черт с тобой!
Комендант пьет коньяк до дна и глядит на гостя ошалелыми глазами…
— Какая дрянь! Что ты сюда намешал?
Голова коменданта опускается на грудь.
Входит фельдфебель с растерянным видом:
— Военнопленные погружены, господин обершарфюрер!
— Ну вот, а ты сомневался! Принеси коменданту воды и уложи его спать.
Офицер выходит, напевая бравурный немецкий марш.
Над концлагерем нависла гроза. Грохочет гром, мигают молнии.
Во дворе стоят машины. Шофер гестаповской машины предупредительно открывает дверцу.
Офицер закуривает папиросу, смотрит на часы, прислушивается. Подзывает к себе автоматчика с первой машины:
— Лезь в эту легковую, поедешь в гестапо, сядешь в автобус к моему шоферу, и догоняйте нас! Понятно?
— Слушаю, господин офицер!
Солдат садится в легковую, офицер — к шоферу в кабину на первую грузовую, вереница машин выезжает из ворот лагеря.
Начинает бить ливень. Раскаты грома.
— Нажимай, дружище, — говорит офицер шоферу, — природа на нашей стороне!..
— Есть, Артем Иванович, — отвечает шофер в немецкой шинели.
— Это ты, Микита?
— Я.
— Когда это ты успел? Из лагерников да за руль!..
— Долго ли умеючи, шоферы все наши…
— Оружия много?
— Пустяк. Вся надежда на то, что привезено в кузовах, да на автоматы охраны…
— Сели все? Панько, Гриценко, Кривой Яшка?
— Яшки в лагере уже нет.
— Как нет?
— Совершил побег с двумя ребятами, говорят, будет втираться в Д.
Пауза. Шофер все убыстряет и убыстряет ход.
— Тише.
— Предусмотрено. Ребята только и ждут, чтобы мы проехали.
Ночная дорога. Гроза. Силуэты машин, несущихся в темноту. Сзади доносится глухой взрыв.
— Один! — громко считает Микита.
Снова раздается взрыв и взметывается пламя.
— Второй! Это на верфи, — предполагает Микита.
Раздается далекая стрельба и взрывы гранат.
— Это уже начинается бой, — бросает Микита, — дай бог в добрый час.
— Знаешь, друг, — говорит офицер грустно, — ведь это чудо — сколько людей спасли! Я всегда боюсь легкого везения, за него приходится когда-нибудь расплачиваться…
Он вынимает стеклышко из глаза и швыряет его в темноту. Машины идут. Ливень и гроза.
Ночная весенняя степь. Пустынный грейдер. Перекресток.
Еле начинающийся рассвет.
Силуэты пяти машин, уходящих влево по боковой дороге. Сотня люден сгрудилась у грейдера.
Связной стоит на небольшой насыпи. На нем плащ-палатка, развевающаяся от предутреннего ветерка, пилотка советского воина.
— Товарищи, — говорит он, — поздравляю со свободой! От имени матери-родины приветствую вас снова в рядах активных бойцов против захватчиков! Ура, товарищи!
— Ура! Ура! Ура! — дружно выкрикивают освобожденные.
— Машины уйдут на сотню километров в сторону и там сгорят. Товарищи шоферы присоединятся к нам позже. Чужих среди нас нет?
— Нет! Нет!
— У кого не имеется никакого оружия — поднимите руки!
Немало человек поднимает руки.
— Все-таки — половина вооружены! Я думал — будет хуже… Ничего, снабдимся за счет врага. Предупреждаю, товарищи, — мы идем не на легкое дело. Может, кому придется и погибнуть от пули гитлеровца. Может, кому придется в застенке кончать молодую жизнь. Предупреждаю. Покопайтесь в душах, взвесьте. Сейчас слабым людям разрешается еще отступить и уйти по собственной воле. Через пять минут будет поздно. Ну?
— Что вы, товарищ начальник!..
— Мы на свет народились!..
— Ведите нас в бой! — раздаются обиженные голоса.
— Хорошо, — говорит связной, — считаем вопрос исчерпанным. Назначаю командира и комиссара отряда. Вот они перед вами. Командир отряда — товарищ Панько!
Панько, с немецким автоматом на груди, молча становится на возвышение, на место связного.
— Все видите? — голос Панька. — Человек военный, люблю дисциплину, ненавижу трусов. Член партии.
Панько сходит с возвышения, его место занимает Микита — тоже с немецким автоматом, с парой гранат.