Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
— О, не так сложно! Вот смотрите — я включаю вот этот рубильничек. Слышите? Микрофончик установлен в первой комнате, я все слышу, что там делается. И другая подобная сигнализация. Это моя слабость, я — инженер по образованию. Потом я вам все покажу… Да, здесь, в башенке, имеются и оптические приспособления для целей связи. Работают безотказно. Могу вызвать к себе связных, не прибегая к помощи посыльного, телефона и прочего. У меня шестнадцать подпольных групп, разбросанных по предприятиям и учреждениям целого
— Где же все-таки ваш радист?
— Простите… Радист погиб в результате нервов! Я его устроил на жительство вдали от передатчика, чтобы меньше психовал. Ничего, жил хорошо. На беду, хозяйке его квартиры поселили немца в его отсутствие. Он пришел, никого не встретил, лег спать. Ночью проснулся от шума, грохота и выстрелов. Это новый квартирант веселился с друзьями. А наш радист, по всей вероятности, вообразил, что гестапо пришло по его душу. Сжег шифр, взял револьвер и — прощай жизнь!..
— Я привез вам радиста, Иван Валерьянович… Собственно говоря, не радиста, а радистку…
— Вот замечательно! Сегодня же передадим все накопившиеся сведения! Там, верно, думают, что нас и на свете нет. А?
— В таком деле всякое бывает…
— Вот, вот. Вот именно. Как мне связаться с радисткой?
— Это можно было сделать еще несколько дней назад. Радистка собственной персоной являлась к вам в фотографию, но не была принята…
— Не может быть? Она сказала пароль?
— Конечно. Но… ее не приняли…
— Там всегда сидит моя жена. Больше никто не посвящен в дела. Я разработал строжайшую систему конспирации. Нет, никого постороннего здесь быть никак не могло, товарищ Миллер!
— Я не утверждаю, что это был посторонний. Это, возможно, была ваша жена, Иван Валерьянович…
— Позвольте… Почему же она не приняла?.. Какие были причины?.. Что ее побудило?.. Минуточку…
— Что вы делаете?
— Сейчас она будет здесь!
— А фотография?
— На это время дверь запирается и вывешивается печатная табличка: "Десять минут терпения. Заряжаем кассеты… Сейчас откроем". Слышите, она уже идет!.. У нас точность, как на производстве…
Входит молоденькая кассирша. Она запыхалась от быстрой ходьбы вверх по лестнице. На лице ее вопрос.
— Луиза, — говорит муж, — смотри мне в глаза. Случилось ужасное событие. Кто-то в нашей конторе не принял прибывшую радистку. Понимаешь, ответил на пароль, а затем не принял. Это пахнет провалом организации. Ты не подозреваешь, кто это мог сделать?
Лицо Луизы залила краска. Она опускает глаза. Затем робко взглядывает на мужа, на чужого.
— Это была молоденькая девушка в шляпке?
— Да, — твердо и громко говорит связной.
Луиза низко наклоняет голову и вдруг начинает бурно рыдать, держа руки опущенными, стараясь стоять прямо.
— Что с тобой, Луиза? — спрашивает
— Я сделала… не приняла… девушку…
— Ты нарушила закон подполья?!
— Она была… такая красивая… ужасно хорошенькая… я подумала… ты в нее обязательно влюбишься… я не могла… я боролась с собой… а она уже ушла…
— Ужас! — муж закрывает лицо руками.
— Все понятно, — говорит связной, — можете идти на ваше место, Луиза. Вытрите глаза. Приведите себя в порядок. Вы — на посту.
Луиза выходит. Инженер сидит в тон же позе.
— Что делать, товарищ Миллер? Ведь это же что? Скандал!
— Это, прежде всего, ревность, — говорит связной. — Оказывается, она действительна даже для подполья. Среди всего прочего надо учитывать и ее…
— Но это же скандал!
— Вы, верно, недавно женаты?
— Год, товарищ Миллер, всего год!
— Жаль, но, по всей вероятности, придется вам расстаться с супругой. Эта струна у нее со слабинкой. Райком партии может потребовать ее удаления. Я лично не настаивал бы на удалении, если остальные стороны ее характера…
Из репродуктора слышны выстрелы, крики, грохот — все, что происходит в комнате, где сидит Луиза.
Застенок при полиции. Массивный стол для пыток, крюки и цепи на стене. Ведра, лейки, резиновые шланги. Ярчайший свет.
На столе лежит что-то бесформенное, лохмотья, длинные волосы — женщина.
Майстер полиции нервно ходит по комнате.
— Вот, можешь теперь посмотреть. Я услал из комнаты всех. Твои признания услышу только я. Как немец немке, я обещаю тебе жизнь. Неужели в немке заглохло чувство к матери-родине и ты предашь её в руки грязных азиатов?! Посмотри на меня: двести лет мои предки, живя в здешних степях, помнили о своем призвании — готовить обширные земли Востока для германской колонизации! Почему кровь не говорит тебе о твоем истинноарийском долге?!
Полицейский останавливается, ждет ответа и в ярости хлещет плеткой по столу. Раздается стоп жертвы.
— Можешь не стонать, я тебя не ударил! Неужели мы поверим, что ты ничего не знала? Нет, не обманывай себя на этот счет. Никак не советую. Ты стреляла в моих людей! Ты чуть не убила меня самого! Мы шли к вам в вашу дурацкую фотографию без всяких подозрений. Только по моей интуиции. Я подумал, что такое заведение может быть удобно для встреч. И я решил проверить. Но ты встретила нас выстрелами! Слышишь, Луиза! Очевидно, там наверху кто-то был? Кто-то важный! Так встречают полицию, когда хотят дать возможность птичке скрыться, не правда ли? Кто там был? Имей в виду, твое молчание выдает тебя больше, чем любые слова! Ты преступила узы крови, Луиза, и на тебя падет проклятие германского народа! Слышишь, предательница?!