Юность
Шрифт:
На наше счастье, дорога в поле оказывается хорошо накатанной, водители "нажимают". В лицо остро бьет ветер, мы пригибаемся.
– Что, не нравится?
– спрашивает Метников девушек.
– А мы все время так. И ничего, для легких полезнее!
С удивлением прислушиваюсь к оживленному голосу ответственного секретаря. Не очень разговорчивый, самолюбивый, он как-то незаметно стал словоохотливее, проще и, по привычке подшучивая над другими, совершенно свободно может прокатиться и на
Село маленькое. Мы спрыгиваем с машины, подходим к ведущему автобусу.
– Дом большой, две половины. Уместимся, - говорит Гулевой.
– Пошли, - распоряжается Пресс.
– Завтра оглядимся. Сейчас - шесть часов. Спать полтора часа и - за работу. К вечеру газета должна выйти!
Заспанная хозяйка пытается нас разместить как-нибудь поудобнее, Пресс останавливает:
– Не выдумывайте. Устроимся по-походному. Спать особенно некогда.
И первый сбрасывает на пол шинель. Вповал размещаемся и мы. Спать, спать, спать. Сейчас - это единственное желание!
Утро, как и наши заспанные лица, хмурое, серое.
В горнице еще спит наша "типография". Набора и корректуры нет, пусть лишний час поспят. Поднять пришлось только Лену - вместе с Лешей Зайцевым они настраивают приемник.
– Мало, мало, - раздраженно говорит Пресс, просматривая подготовленные к набору заметки.
– Барахло!
Гулевой!
– Слушаю!
– Берите машину, езжайте на узел связи. Должны быть материалы от Левашова и Кузнецова, захватите почту. Побывайте в политотделе.
– Есть!
– Гранович!
Женя молча поднимает голову.
– В номер надо стихи. Смысл: как бы ни злобствовал враг - судьба его решена!
– Попробую.
– Не пробуйте, а пишите!
– А если не получится?
– Должно получиться! Подумайте о сталинградцах, вспомните вчерашнее!
– Слушаюсь!
Редактор- неодобрительно косится на Грановича. Женя берет блокнот, карандаш, выходит на улицу, - сейчас для него это самый удобный "кабинет".
– Что осталось из запаса?
– "Ефрейтор Адамчук".
– Планируйте на третью полосу. Если Гулевой привезет что интереснее, снимем.
В комнате раздается легкое потрескивание - заработал приемник.
– Порядок!
– довольно говорит Леша.
– Заводите движок - сейчас дадим набор. Немного придется посветить: темно.
– Есть!
Несколько минут работаем молча, слышно только, как быстро шуршит бумагой Лена. Вдруг она широко улыбается, машет рукой.
Пресс подходит к приемнику, пробегает глазами первую страницу.
– Товарищи!
– возбужденно кричит он.
– Победа!
И, спохватившись, громким шепотом, торопясь,
С грохотом отлетают табуретки, Лена испуганно оглядывается - шум мешает ей работать, а Пресс, словно помолодев, словно став выше ростом, звенит голосом:
взяты города Калач и Абганерово... 13 тысяч пленных....
14 тысяч убитых...
Метников тычет меня в бок кулаком, я трясу кого-то за плечо, ослепительно сияют глаза Машеньки...
Как и вся страна, мы с волнением и тревогой следили за Сталинградской битвой. В последние дни радио коротко и тревожно сообщало: ожесточенные бои в заводской части города. Противник обрушивал на город тысячи тонн металла, отвага и мужество сталинградцев вошли уже в поговорки, а враг все лез. И вот тяжесть с сердца спала:
19 ноября войска Сталинградского фронта перешли в контрнаступление, гигантское кольцо вокруг окруженных гитлеровских дивизий стягивается все уже...
– Будить типографию!
– командует Пресс.
Иван Кузьмич, Зина, новый наборщик Аверьянов, как и мы час назад, выходят с усталыми, серыми лицами.
– С праздником, товарищи!
– встречает их Пресс.
– Сталинградцы идут!
И как светлеют лица, как ярко загораются взгляды!
Уже спокойнее Пресс перечитывает сообщение, без всякого перехода предупреждает:
– Придется нажимать, товарищи! Запаса почти нет.
Вся надежда на вас, РИван Кузьмич.
Сухое лицо метранпажа освещает улыбка.
– Не подведем, Михаил Аркадьевич! В честь сталинградцев!
– Вот, вот!
Зина только усмехается. "Уж за кем, за кем, а за нами дело не встанет", - как будто говорит ее задорная улыбка. Метников откровенно любуется девушкой. Поймав мой взгляд, всегда находчивый секретарь краснеет.
Через несколько минут прибегает расстроенный Леша.
– Движок не работает!
– Что?
От резкого движения очки Пресса съезжают на самый копчик поса.
– Наверно, тряхнуло, когда бомбили. Не иначе.
– Я вчера предупреждал: проверьте машины!
– Наладим, Михаил Аркадьевич. Сейчас разберу, - Чтоб к вечеру свет был! Не то...
– Я здесь, в углу пристроюсь. Боюсь, перематывать придется. Кое-что принесу.
– Неси хоть весь автобус!
Спустя полчаса Зайцев занимает в кухне целый угол.
Мы беспрекословно теснимся: если движок не пойдет, вся работа окажется бесполезной. А не выпустить газету - скандал! Такого у нас еще не было.
Издали доносятся глухие удары взрывов. Стекла в рамах натужно дребезжат. Еще взрыв, третий, четвертый...