Юный Владетель сокровищ. Легенды
Шрифт:
– Слепые видят дорогу глазами пса! – говорит Хосе.
– Крылья, словно цепи, держат нас у неба!- говорит Агустина. И беседа наша кончается.
Легенды
Легенда о Вулкане
И был на земле день, что длился много столетий
Шестеро жили в Стране Деревьев – трое пришли с ветром, трое с водой,- а видны были только трое.
Шестеро жили в Стране Деревьев.
Трое, что пришли с ветром, носились по лужайкам, поросшим чудесами.
Трое, что пришли с водой, пригибали ветви, глядящиеся в реку, чтобы спугнуть птицу или сорвать плод; и плодов, и птиц было много, самых разноцветных.
Трое, что пришли с ветром, будили землю, как птицы, до рассвета, а к вечеру трое других укладывались, как рыбы, на мягкие речные травы и, притворясь усталыми, провожали землю ко сну еще до заката.
Трое, что пришли с ветром, ели плоды, как птицы. Трое, что пришли с водой, ели звезды, как рыбы. Трое, что пришли с ветром, спали в лесу, в листьях, где шуршали змеи, или на ветках, среди барсуков, обезьян, белок, древесных ящериц и маленьких медведей кинкажу.
Трое, что пришли с водой, спали в озерной тине или в норках ящериц, затевавших драки, смутные, как сны, а ночь проводивших у берега, словно пироги.
И те и другие ели плоды деревьев, клонимых ветром к воде, не отличая дурных от хороших. Первые люди знали, что дурных плодов нет, все они – кровь земли, послаще и покислее, что какому положено.
– Гнездарь-гнездотвор! – пропел дух этой земли в обличье птицы.
Один из пришедших с ветром обернулся на его голос, а двое других назвали его Гнездотвором.
Дух в птичьем обличье был раньше чудищем цвета дождя, с золотыми глазами, перечеркнутыми черным. Он был гибок, как мизинец, пахло от него рыбой, и его убили в море, стремясь к этой земле.
А убив, вступили на топкий берег, дивный, как чары: тополя у подножья гор, дальний лес, недвижная речка в долине… Страна Деревьев!
Они без труда добрались по берегу, светлому, как луч бриллианта, до зеленого гребня ближних мысов и, подойдя впервые к речке, чтоб напиться, увидели троих, упавших в воду.
И Гнездотвор сказал друзьям – ходячим деревьям, которые молча гляделись в воду:
– Это личины, друзья, скрывающие наши лица! Это наши двойники, наши маски! Это наши мать и отец, это чудище, убитое в море! Наш покровитель! Наша память!
Там. где кончалось море, начинался безбрежный лес. Текучий, стеклистый воздух над самыми ветвями, светящийся синим здесь, поближе, и зеленый, как плод, в глубине.
И, словно море недавно было тут, вода сверкала на каждом листе, на каждом цветке, на каждой лиане, на каждой букашке и ящерице.
Лес тянулся до Вулкана, непроходимый, густой, плодовитый и бесплодный, как змеи. Океан листвы, дробящийся о скалы и заливающий нивы, весь в бабочках – следах зверей, и белых,
Что-то треснуло в небе, и трое насторожились.
Две горы за рекой приподняли веки.
Та, что звалась Кабракан (в мифологии кнче – гигант, бог землетрясений),-она могла вырвать лес и поднять город,-выплюнула огонь, чтобы зажечь землю.
И земля загорелась.
Та, что звалась Хуракан (Хуракан – повелитель нетрон, дух неба, теоне киче) и слагалась из туч, ринулась на кратер, выпустив когти.
Небо вмиг потемнело, остановился темный день, сотнями вырвались из гнезд перепуганные птицы, и еле слышались крики пришедших с ветром, беззащитных, как деревья на теплой земле.
Обезьяны неслись во тьме, оглашая криками чащу. Словно зарницы, мелькали во тьме олени. Вихрем влекло тяжелых кабанов с белесыми глазами.
Мчались койоты, скалясь на бегу и налетая друг на друга.
Мчались хамелеоны, меняя цвета от страха, мчались игуаны, свинки, кролики, жабы, ящерицы и змеи, чья тень смертоносна.
Мчались гремучие змеи, удавы, гадюки, пронзительно шипели, гремели бубенцами, шуршали листвой и свистели, хвостом рассекая воздух.
Мчались хамелеоны, тапиры, василиски, чей взгляд был и тогда смертоносен, и гибкие ягуары – листва в пятнах солнца, и мягкие пумы, и кроты, и крысы, и черепахи, и лисы, и дикобразы, и мухи, и муравьи.
Крупными прыжками мчались камни, сшибая деревья, словно кур, и воды, держа в зубах неутолимую жажду, убегали от темной земной крови, от пламенной лавы, стиравшей следы оленей, кроликов, ягуаров, койотов и пум, и следы рыб в кипящей воде, и следы птиц в светящемся дыме, в пепле света. Падали звезды, не замочив ресниц в виденье моря, прямо в ладонь земли, слепой попрошайки, а она их не узнавала – теперь они не жгли – и гасила одну за другой.
Гнездотвор видел, как исчезали друзья, гонимые ветром, и гонимые огнем двойники*, освещенные желтым, как маис, светом молний. А когда он остался один, родился Образ.
Образ сказал:
– И был на земле день, что длился много столетий. День, когда весь день стоял полдень, прозрачный и светлый день без восхода и заката.
– Гнездотвор,- сказало сердце,- там, в конце дороги…
И умолкло, испугавшись ласточки, подлетевшей поближе, послушать.
А Гнездотвор долго и тщетно ждал, когда же голос сердца зазвучит, как голос души, приказавшей ему искать неведомую Землю.
Он услышал зов. В конце дороги, пролегшей по краю, похожему на круглый хлеб, кто-то звал его протяжно и глухо.
Песок дороги превращался в крылья под его ногами, и белый плащ взвивался за спиной, не волочась по земле.
Он шел и шел.
И вот зазвенели колокола, зазвенело в облаках его имя:
Гнездотвор!
Гнездотвор!
Гнездотвор!
Гнездотвор!
Гнездотвор!
Гнездотвор!
Двойники. – Имеются в пилу духи, сопутствующие и покровительствующие человеку. То же. что нахуали.