Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний "
Шрифт:
— У меня нет пути, я вишу в воздухе.
«Вы знамени ты, хорошо зарабатываете, чего еще вам не хватает? Почему на фотографиях у вас такие злые глаза?»
— [Мне не хватает равных.] Мне не хватает учителя.
«Какие ваши убеждения? За новый мир или за буржуазию?»
— У меня свой мир.
«Кем бы вы были при старом режиме? Артисткой?»
— Я была бы анархисткой. Все, кажется. Все вопросы касались меня лично. О «Гамлете» ни слова.
«Я пишу пьесу. Посоветуйте, что сейчас писать нужно: повести, рассказы, стихи, пьесы?»
— Если вы интеллигент, то новому
— Я еду за границу проверять себя.
Семенов(звонит). Это неясно. Товарищ Гончарова едет за границу отдыхать.
Леля.«Ваша утонченность, рафинированная интеллигентность, все то, что вас самое умиляет, что дает вам повод для восторгов перед самой собой, — все это уже мертвечина, тление, запах трупа. Молодежь, которая уже распахивает двери искусства, сметет вас, от вас и вашей культуры не останется ни следа…»
/Леля./Что я могу ответить на это? Этот человек прав. Что же мне делать? Я знаю, что принятие коммунизма это есть отрицание самой себя [90] . [И чем больше я укрепляю в себе идею коммунизма, тем пустее ст/ановится/.] У меня нет пути — ни вперед, ни назад. [Дорогой товарищ, мое лицо обращено все-таки к вам.] <…> Я вишу в воздухе с лицом, обращенным к новому миру. Простите, что я говорю так высокопарно… это зарядка монологов, которые я только что декламировала… И потом, я устала.
90
Ср. формулу М. Пришвина: «Революция — это грабеж личной судьбы человека» ( Пришвин М.Дневник писателя / Публ. Л. К. Рязановой // Октябрь. 1989. № 7. С. 179. Запись от 24 ноября 1930 года).
Леля(читает). [ «Вся ваша деятельность, ваши слова, способ поведения рассчитаны на то, чтобы вызывать в плебее зависть, тоску, которой он не сознает»].
«Высшая подлость — смакование своего интеллектуального превосходства. Ваше поведение насквозь пронизано ощущением своего аристократизма. Это тончайший метод вредительства: угнетение психики пролетария. Пролетарий смотрит на вас, и глухая тоска, которую он не может понять, начинает [томить его.] Вы превращаете пролетария в урода и тупицу. Вон с подмостков, из нашей жизни! [Чрезвычайная комиссия по защите психики пролетария объявляет вам борьбу»].
— Я не совсем понимаю… Я бы хотела, чтобы автор записки поднялся сюда…
Семенов.Кто писал записку?
Леля.Кто меня обвиняет во вредительстве?
Ибрагим/ов/. Посмотрите ему в глаза.
[ Леля.Я не совсем понимаю.
Семенов(звонит). Кто вы такой, товарищ?
Ибрагим/ов/.Обрубок пришел на сцену. Глиняный
Человек.Да что ты, Ибрагимов.
Семенов(звонит). Товарищи! Если вы…
Человек.Чего ж вы испугались? Я зритель.
Леля.Никто не испугался. А в чем дело?
Человек.Да я просто зритель. Он меня поднял из кресла и привел. Вы все лжете].
Ибрагим/ов/. Я хочу сказать: вы все лжете.
Леля.Не мешайте ему, пусть говорит.
Ибрагим/ов/. Все ваши отношения к нам есть ложь.
Леля.К кому — к вам?
Ибрагим/ов/. К [пролетариям], правящему классу. [Я утверждаю, что все интеллигенты — вредители.] Когда вы говорите с рабочим, вы либо боитесь его, либо жалеете.
Леля.Это правда.
Ибрагим/ов/. Сейчас вы пускаете очередной луч ослепления. Эксцентрического внезапного признания. На меня эти лучи не действуют.
Леля.Вы больны.
Ибрагим/ов/. Я учредил бы специальную комиссию по борьбе с умственным превосходством.
Семенов.Товарищи, я думаю, что мы сбились с темы диспута…
Семенов.Читайте эту, раз начали.
Леля.[ «Какая счастливая ваша судьба: быть великой артисткой на заре человечества. Вы играете Гамлета пролетариату. Подумайте: эти люди впервые слышат имя Гамлета. Вам выпала честь объяснять своим талантом пролетариату великую культуру прошлого». — Товарищ с автоматическим пером, вам отвечают [за меня] на вашу записку, слушайте. Это целое письмо. Кто это пишет? (Поворачивает /листок/.) Студент МГУ, Федор Львов, член партии, Сретенка, Алексеевский переулок. Вот видите: даже адрес. Слушайте: «Я бы выразился так: вы — последняя исповедь старого мира…»]
Так. «Вы знаменитая артистка, хорошо зарабатываете. Чего еще вам не хватает? У вас красивый молодой муж, да и вам лет тридцать, не больше. Почему же на фотографиях у вас такое беспокойное выражение глаз?» [91]
<…>.
/ Оратор/.И, конечно, ничего созвучного нашей эпохе в этой пьесе нет! Кто Гамлет? Я спрашиваю вас, товарищи, кто такой Гамлет? Гамлет нытик. Разве нытикам есть место теперь среди нас? Нытик — это пережиток, это анахронизм. И понятие это не вяжется с бодростью нашей зарядки. Кто строит Турксиб? Нытики? Я спрашиваю вас, товарищи! Нет. Интеллигенция переродилась? Я сам интеллигент, товарищи, но мне смешна трагедия Гамлета. Быть или не быть? Он спрашивает нас, товарищи: быть или не быть? Нам ясно: быть! быть!
91
В литературе тех лет часты упоминания о «беспокойных» (либо «тревожных») глазах граждан нового мира. Эпитет передает нервозность, неустойчивость самоощущения человека, утратившего ясность представлений о мире и о своем будущем в нем.