За чертой милосердия. Цена человеку
Шрифт:
— Еще бы! Они ведь тоже газеты читают.
— При чем тут газеты?
— А как же? — Рябова с усмешкой порылась в стопке газет, достала «Ленинское знамя».— После такой статьи о вашем муже что им и оставалось, как не отнестись к вам очень чутко.— Она развернула газету и ткнула пальцем в статью Чадова.— Тут прямо черным по белому написано: «Его жена будет работать преподавателем языка и литературы в Войттозерской школе...» Чего же еще надо? Все уже решено.
Лена вскипела от негодования. Она далее встала, чтобы высказаться до конца, повернуться и уйти. Все равно работать в этой школе ей навряд ли придется. Пусть
— Зачем вы во всем подозреваете нехорошее? — после долгой паузы с болью спросила Лена.— Зачем? Ведь я была в министерстве еще до этой статьи.
V »
— Не кажется ли вам, дорогая Елена Сергеевна, что свои подозрения вы приписываете мне? А что касается статьи, то из редакции могли позвонить в министерство, сказать, что готовится такая статья. Что им стоило? Это так просто: «Герои возвращаются в леса...» И все! Двадцать лет назад, когда здесь ни черта не было, тоже приезжали сюда люди... Но о них не писали статей... Никому и в голову не приходило считать это геройством. Брали в руки путевку, ехали.
Слова Рябовой все больше задевали Лену. Ей вспомнилось, с какой гордостью она читала статью Чадова, и теперь было вдвойне обидно, что не увидела всей ненуж-мости и несправедливости этой статьи. Не случайно Виктору статья не понравилась. Он умница, он сразу все понял и, прочитав, выругал Чадова. А она даже радовалась, что о ее муже, который еще только едет на работу в Войттозеро, уже пишут в газете. Как глупо радоваться незаслуженной почести!
— Вы хотите стать настоящей учительницей? — неожиданно спросила Рябова.
— Хочу.
— Тогда слушайте. Уроков по литературе и языку я вам не дам... Да-да, не удивляйтесь. Просто их у меня нет. А вам я советую взять класс первашей. Хотите? Я работаю в школе семнадцать лет и скажу вам честно—• предметник, который не поработал в начальных классах, это еще не учитель. Поверьте мне на слово, а потом сами убедитесь.
— Но ведь в начальных классах своя методика. Нас этому совсем не учили.
— Вот в этом-то и беда! Ну скажите, чего стоит преподаватель, который не умеет научить человека обычной начальной грамоте? Я не в обиду вам, а потому, что в институтах перестали об этом заботиться... Вашу беду исправим, если хотите. Поработаете четыре года, проведете весь цикл — тогда и в старших легче будет. Я с этого начинала, помогу вам. Согласны?
Лена медлила. Нелегко ей было сразу расстаться с тем, к чему готовилась в мыслях вот уже много лет... Особенно жалко было уроков литературы. Ощущение было такое, словно у нее отняли вдруг самое дорогое. Пушкин, Лермонтов, Тургенев... Ей не придется вдохновенно рассказывать о Чацком и Печорине, о Рудине и Наташе Ростовой. А Горький и Чехов, которых она особенно любила! Некому ей будет раскрывать благородство Данко и чеховскую тоску о прекрасном...
— Если нет, то принимайте школьную библиотеку. Другого пока ничего не могу предложить,— сухо сказала Рябова, внимательно
Лена почувствовала себя прижатой к стене.
— Согласна,— пересохшим от волнения ртом еле выдавила она.
Увидев, как обрадовалась Рябова этому ее вынужденному решению, Лена взмолилась:
— Я согласна. Но дайте хоть несколько часов в старших... Я попробую справиться. Неужели нельзя?
— Сейчас нельзя, потом посмотрим,— твердо ответила Рябова.
«И все-таки ты страшный сухарь»,— подумала Лена.
— С квартирой устроились? Когда можете приступить к работе?
— Хоть сегодня. Могу даже сейчас,— холодно ответила Лена.
— Сейчас? — Рябова как бы не заметила иронии.— Ну, что ж! Можно и сейчас. Это даже хорошо. Учителя вернутся из отпусков через два дня, а работы непочатый край... Вот вам первое задание — обойти весь поселок и переписать всех детей от семи до шестнадцати лет. Это в порядке контроля за всеобучем. Начинайте с краю и гоните дом за домом.
Лена молча приняла уже разграфленную тетрадь, карандаш, положила все это в сумочку и встала,
— Можно идти?
— Можно.
Рябова подождала, пока стихнут на лестнице шаги Лены, потом не спеша перешла в класс, из окна которого видна была тропка, и долго наблюдала, как Лена, опустив голову, медленно идет к поселку. Вот ее белая блузка мелькнула над забором и скрылась за первым домом...
Анна Никитична улыбнулась и пошла из класса в класс, проверяя — уже не первый раз — качество только что проведенного ремонта.
Встретив внизу завхоза, она поделилась с нимз
— Ну, Егорыч, новенькая мне понравилась,
— Я, ить, говорил,— обрадовался завхоз.
— Н-ну! Мало ли что ты говорил... Вам только дай волю, кого хочешь испортите своими похвалами,
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 1
Приемка дел не заняла много времени. Мошников открыл скрипучий шкаф, стоявший в кабинете Орлиеза, и вынул пропыленную кипу бумаг. Даже при беглом осмотре Виктор убедился, что техническая документация велась малограмотно и по ней трудно было что-либо установить. Лесопункт располагал немалой техникой, но графика планового ремонта по существу не было, и Мош-ников весьма неопределенно пояснял, по какой причине почти половина механизмов не работает.
«С выяснения этого и придется начать»,— решил Виктор.
Старенькая пожелтевшая карта лесосечных фондов была аккуратно заштрихована в квадратах, в которых вырубку уже закончили. Бросалось в глаза, что вырубка ведется сплошным фронтом. Освоив один квартал, бригады переходили в соседний. Никакого деления на зимние и летние лесосеки не было, хотя, судя по карте, кварталы резко отличались и по рельефу, и по категории леса.
— У вас что, и рельеф, и лес везде одинаковые? — Виктор посмотрел на молча наблюдавшего за ним Мош-никова.
— Лес? — переспросил тот.— Нет, почему же. Лес разный. Больше еловый да сосновый, а есть и осинник, береза опять же. Как везде, так и у нас.
— План поставки леса в сортиментах у вас имеется?
Мошников зачем-то порылся в бумагах, потом пояснил:
— Все планы у Тихона Захаровича хранятся.
Виктор попросил показать на карте, в каких кварталах работают сейчас мастерские участки. Мошников, чуть ли не носом водя по карге, долго искал, перебирая квадрат за квадратом, и все время бормотал: