За чертой милосердия. Цена человеку
Шрифт:
— Почему бесплатно? Бесплатно никто работать не заставляет...
— Тогда возникает вопросик следующего содержания... Вы, извиняюсь, кто будете?
— Я — технорук лесопункта...
— Очень уместно... Вопросик, значит, у меня такого содержания... По-государственному ли будет — два раза платить за одну работу, и как это согласуется с поставленной экономической задачей снижения себестоимости продукции?
Виктор уже понял, что рабочие воспринимают их разговор как пустое веселое представление. Однако в вызывающих, идущих от желания загнать начальство в тупик, рассуждениях дяди Сани было
— Правильно вы говорите. Не по-государственному это. А задаче снижения себестоимости это попросту противоречит.
Но дядя Саня был не из таких, с кем можно было помириться. Он даже крякнул от удовольствия и замахал руками:
— Так на каком таком противозаконном основании вы, уважаемый товарищ, призываете нас идти против государственной линии, а? — его голос с каждым словом повышался, в конце он даже взвизгнул от негодования.— Не есть ли это порочная практика руководства, когда наш советский молодой специалист не бережет народную копейку? Не есть ли это отрыв от народа и пренебрежение государственными интересами?
Кое-кто уже в открытую хохотал, глядя на покрасневшее от натуги, исполненное священного гнева лицо старика. Лишь Валя чуть не плакала от стыда за смешное и глупое поведение дяди Сани. Она несколько раз осторожно трогала старика за рукав, но он не обращал на нее никакого внимания.
— Зачем вы создаете, можно сказать, прибавочную стоимость у этих несчастных бревен, когда еще великий Карл Маркс учил, что прибавочная стоимость и есть та категория, которая порождает эксплуатацию труда капиталом...
Виктор даже растерялся: «Ну и чепуху прет... А говорит, будто лектор какой.,.»
— Это с одной стороны... А с другой? — Дядя Саня многозначительно поднял вверх указательный палец и обвел всех суровым взглядом.
Но, что было с другой стороны, никто так и не услышал. Молодой парень в матросской тельняшке неожиданно выступил вперед, нежно обнял оратора и успокаивающе похлопал его по спине.
— Хватит, дядя Саня, хватит... Начальник сказал, что все будет без обмана... За работу заплатят — и баста... Каждое бревнышко язычком оближем, только монету гони!
— Да разве в этом дело, в деньгах разве? — попытался воспротивиться старик, но сильные руки парня заставили его повернуться и сделать несколько шагов в сторону.
— Потом скажешь, в следующий раз... А сейчас хватит,— подмигивая кому-то, успокаивал парень неохотно смирявшегося старика.— Гляди, вон лесовоз идет, пора за работу.
Заметив пыливший по дороге лесовоз, дядя Саня сбивчивой старческой рысью понесся ему навстречу, уже издали ругаясь на шофера и размахивая кулаком.
— Этот штабель развалить и переделать,— громко сказал Виктор.— Тут с чьего участка лес? От Панкра-шова,— сам себе ответил он, увидев на торце одного из бревен размашистую угольную пометку «Панкр.».— Ну вот, половину стоимости работы удержим с него.
— Не надо переделывать,— лениво и снисходительно произнесла девушка в свитере.
— Это почему? — повернулся к ней Виктор.
— Я и так приму.
— А вы кто такая?
— Я? — Девушка даже плечами пожала в недоумении.— Приемщица сплавной конторы. Так что из-за пустяков не стоит шум поднимать.
— Нет, товарищи, так дело
— Подумаешь — велик брак? — недовольно фыркнула приемщица.— Как будто от этого что-то изменится, если сучки почистить. Ни лучше, ни хуже — те же кубометры останутся, и никакого обмана тут нет. Вот если б мы завышали объем или пересортицу допустили — тогда другое дело,
— Вы тоже так считаете? — строго спросил Виктор у Вали. Она испуганно оглянулась на подругу и произнесла:
— Н-нет.
— А вы как, товарищи? — повернулся Виктор к рабочим. Те молча переглядывались, потом один неуверенно сказал:
— Что ж, можно и переделать... Все одно без дела стоять часто приходится... А только непорядок это, товарищ технорук. Возят сюда сортиментами, а сдавать сплавной конторе нам приходится...
— Лучше бы хлыстами возили, чтоб мы сами тут разделывали... Все побольше заработать можно, правда, дядя Петя? — подал голос парень в тельняшке.
— Дело не в заработке, а порядку было бы побольше... За чужой брак краснеть не пришлось бы. Да и работа двойная — там на эстакаде штабелюют, потом разбирают, грузят, а мы опять штабелюем... А если возить хлыстами, то и одной штабелевкой обойдемся.
— Хорошо, товарищи... Это мы обдумаем. Конечно, сразу перейти на хлыстовую вывозку нам будет трудно. Но дело это нужное, и к нему будем стремиться...
Мимо них к дальнему незаконченному штабелю тяжело протащился лесовоз. Дядя Саня, стоя на подножке, что-то гневно выговаривал шоферу, который не обращал на него никакого внимания. Рабочие разошлись по своим местам.
— Не сердитесь, пожалуйста, на дядю Сашу,— вдруг попросила Валя, когда они направились к прибывшему лесовозу.— Он очень добрый, только странный такой... Всегда спорит, всю жизнь... Знаете, он какой? Взрослым начал грамоте обучаться, а теперь такой начитанный... Во всем поселке ни у кого нет столько книг... И читает, читает день и ночь — все подряд читает. Семья с воды на хлеб перебивается, а он каждую получку книг напо-купает, конфет, печенья и всех детей в поселке угощает... Зря некоторые смеются над ним. Он очень добрый и справедливый человек... Только очень несчастный...
— Почему?
— Не знаю... Я сколько помню — его все «Санькой-критиканом» зовут.
— Вы здешняя?
— А как же. Я в деревне Заселье родилась. Знаете, километров двадцать отсюда, туда, на запад,— махнула она рукой в сторону озера.— В Войттозере семилетку кончила, в интернате три года при школе жила. А теперь вот работать сюда назначили. Правда, я сама попросилась, а теперь вижу — зря!..
— Это почему же?
— Есть причина,— вздохнула Валя и, помолчав, все-таки объяснила:— Назначили сразу после техникума десятником на биржу, а потом и начальником. Все меня знают, девчонкой помнят... Да и мне тоже — кругом знакомые. Приказывать неловко, стыдно, просить — не всегда слушаются... Нет уж, лучше бы на другой лесопункт куда.