За чертой милосердия. Цена человеку

Гусаров Дмитрий Яковлевич

С такой помощницей дело двигалось быстро. Поручение все больше нравилось Лене. Было очень интересно входить в чужую квартиру, знакомиться, смотреть, как живут люди в этом далеком поселке. Жили люди тесновато. Но домашняя обстановка радовала — она напоминала городскую: электросвет, радио, комнаты с большими окнами. Почти в каждом коридоре велосипед, а то и мотоцикл.

Лену везде принимали радостно. Усаживали на лучшие места, кое-где угощали свежей черникой, показывали портфели, тетради, пеналы, жаловались,

что в поселке (да и не только в поселке, айв районе!) не достать школьной формы.

Постепенно Лена привыкла к своему новому положению и, видя, с каким вниманием слушают каждое ее слово, стала говорить так, как будто она уже много лет работает в начальной школе.

Все шло хорошо. Время летело незаметно. Лена решила закончить обход домов на главной улице до обеда, но смешной и грустный случай сорвал ее планы.

Лена начала примечать, что ее бойкая помощница стала вести себя необычно. Она как-то притихла, в ее доверчивых голубых глазах отражалось плохо скрываемое беспокойство.

— Галя, тебе, наверное, домой надо? — спрашивала Лена.— Беги. Теперь я и одна справлюсь. Спасибо тебе.

—Н-н-нет,— нерешительно отвечала та и, когда учительница отворачивалась, начинала торопливо и тревожно принюхиваться к своему бидончику. В следующий дом Галя не вошла.

Когда Лена, радостная и возбужденная, вышла, она увидела, что ее помощница, укрывшись за забором, тихо и горько плачет. У ее ног стоит бидончик, рядом валяется крышка.

— Галя, что с тобой? — испугалась Лена.

Та ничего не ответила.

— Что случилось? Ты пролила молоко?

Галя отрицательно покачала головой и заплакала еще громче.

— Ну, скажи же, что с тобой?

Наконец Галя подняла лицо, посмотрела сначала на учительницу, потом на свой сиротливо стоявший бидончик и еле выговорила:

— Молоко... скисло...

Было смешно и грустно. Лена подняла бидончик. Молоко действительно отливало по краям прозрачной голубизной. В первую секунду Лене хотелось рассмеяться оттого, что беда оказалась такой малой. Потом стало досадно. Ведь это ее вина! Таскала за собой по жаре бедную девочку с бидоном и даже не подумала, чем все может кончиться.

— Ну, Галочка, успокойся! Беда поправимая! Пойдем! — Лена взяла девочку за руку.

Галя, подумав, что учительница собирается вести ее домой, отказалась:

— Не пойду... Мамка бить будет... При вас не будет, а потом все равно побьет...— И заревела так громко, что Лена испугалась, как бы на них не обратили внимания.

— Перестань плакать! — строго приказала она.— Мы пойдем в деревню и купим нового.

— Как без денег купишь? Если в долг, то мамка все равно узнает! — несогласно тянула Галя.

— Глупенькая ты! — погладила ее по голове Лена.— Зачем в долг? У меня ведь есть деньги? Есть,

Галя

понемногу утихла. Она еще не совсем верила, что ее беду можно поправить, но, подчиняясь учительнице, пошла за нею. Чтобы не привлекать лишнего внимания, они свернули с шоссе, вышли на прибрежную тропу.

Неожиданно Галя загрустила.

— Все равно мамка узнает... Тетя Параскея ей обя-, зательно скажет, что я два раза у нее молоко брала...— как бы раздумывая вслух, сказала она.— А потом, вдруг у тети Параскеи и нет молока? Она многим продает.

— А мы у других купим! Пойдем, пойдем. У моей хозяйки тоже корова есть.

Тетя Фрося очень удивилась, когда Лена, которую она уже поджидала на обед, пришла не одна и попросила продать два литра молока.

— Зачем продавать? Бери и пей сколь хочешь! Ишь, выдумала — продавать!

Пришлось рассказать правду. Тетя Фрося неожиданно принялась стыдить Галю:

— Бить тебя некому! Впервой тебе с молоком дело иметь, что ли! Не зима на дворе...

— Не ругайте ее, тетя Фрося. Тут моя вина! — попросила Лена.

— Как это твоя? Она глупенькая, что ли? Вот, ужо, скажу матери! Не могла сначала молоко домой отнести, да в холодное место поставить... А скисни оно часом позже, что бы мать твоя о Параскее подумала? Хорошо было бы, а?

Лена едва успокоила вновь разревевшуюся Галю, помыла горячей водой бидончик, налила свежего молока и велела быстрее бежать домой. Та благодарно вскинула на учительницу свои покрасневшие от слез глаза и понеслась к поселку так быстро, словно за ней кто-то гнался.

2

Виктора к обеду ждать было безнадежно, и они сели за стол вдвоем с тетей Фросей.

Лена заметила, что хозяйка с каким-то радостным любопытством приглядывается к ней, словно бы хочет спросить о чем-то, но не решается. Лена сама попробовала начать разговор, рассказала о школе, о том, как приняла ее Рябова, о первом поручении. Но тетя Фрося не проявила к этому особого интереса. Выслушала и коротко сказала о Рябовой:

— Крутой у нее нрав...

Помолчала, подумала и добавила:

– — Однако, скажу тебе, школа у нас хорошая...

Обед был сытный: рыба, свежие щи, тушеная картошка. На шестке стоял вскипевший самовар. Лена ела с большой охотой и сама удивлялась своему аппетиту. «Так буду питаться, скоро такой же здоровущей, как Рябова, сделаюсь»,— весело подумала она.

— Стало быть, места наши вам не чужие? Твой муженек в войну партизанил у нас? — как бы между делом спросила тетя Фрося.

— Да, он воевал здесь,— подтвердила Лена, и тетя Фрося заметно оживилась.

— Сынок мой, меньшой, тоже в партизанах был..* Молоденьким ушел, совсем парнишкой... Про Павлушку Кочетыгова муженек тебе ничего не говорил, не помнишь?