За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге
Шрифт:
— А ну-ка, Людка, тащи свои талмуды, — распорядился вечером Алешка. — Пока не пришли старшеклассники, подобьем бабки, посмотрим, что получается.
Людка сбегала в комнату и принесла тетрадь, в которой регистрировались дела ребят. Алешка полистал страницы, повертел тетрадь туда, сюда и ни с того ни с сего сунул ее девчонке в нос.
— На! Читай, что тут накалякано!.. За сколько дней зарегистрирована работа? За два, да? А где еще три дня? А эти буквы — «Л» и «М»? Что они значат? Лян и Митька или Луковкин и Морозов? А эти — «ч» и «к»?
Простокваша, ошеломленная неожиданным наскоком, сначала растерялась, но потом озлилась.
— А ты чего суешь мне в нос? Я тебе должна, да? Это ж писала Галя. У нее и спрашивай.
— А если она уехала? Ты должна была продолжать и знать, что она написала!
— А ты мне поручал продолжать? Эх, ты! Звеньевой! Машину-автомат нашел, да?
В спор вмешалась Вера. Она сказала, что записи не поздно сделать и сейчас, стоит только припомнить, кто и что делал. Девчонки и мальчишки начали припоминать. Но тут, как нарочно, встала новая трудность. Нюрка заявила, что она набрала позавчера три ведра ягод, а Алешка утверждал, что два. Никто не мог сказать, какие дела числились за Колей, сколько собрал ягод Митька.
Печальным получился и общий итог.
— На каждого не вышло и по одному большому делу в день, — удрученно заметил Алешка, стоя перед фанеркой с выписанными цифрами. — Что скажет Тимка? А Пашка Вобликов? Заулюлюкают всех.
— И не говори! — подперев щеку ладонью, вздохнула Нюрка. — Митька-то хоть и шалапутный, а кабы прибавил его трехдневную выработку, совсем другое дело бы вышло. И Колькину тоже…
Не огорчилась только Вера.
— Ничего, ребята, — сказала она. — Не всегда же удача к удаче. У старшеклассников на этой неделе тоже не все гладко шло. Вернутся они с работы — я поговорю с Сережей.
Однако говорить с вожатым не пришлось. Старшеклассники вернулись в лагерь очень поздно, уже в темноте. Сразу сели ужинать, а потом пошел дождь, и Сережа распорядился:
— Всем в постель! Завтра подъем и завтрак на час раньше. И работать нужно поусерднее нынешнего.
У Петьки, с опаской ожидавшего собрания, отлегло от сердца.
— Слыхал? — толкнул он Алешку. — До завтрашнего вечера разговора про итоги не будет. А за это время мы, знаешь, сколько сделаем?
— Правильно! — подхватил звеньевой. — Пошли к девчонкам, предупредим, чтобы готовились.
Посоветовавшись, решили выполнить за день не меньше чем по две нормы на человека. Да только просчитались и тут. Видно, не зря говорится в народе, что человек предполагает, а судьба располагает. Когда наутро звено явилось на место работы, стало вдруг ясно, что ягод там больше нету. Всей компанией, мальчишки и девчонки набрали каких-нибудь три-четыре ведра голубики. Можно было наскрести с ведро барбариса — кусты его там и тут попадались на поляне, — да разве ж это добыча?
Алешка снарядил разведку туда, где нашли ворованный мед. Но и она возвратилась ни с чем: смородину, открытую Андрюшкой, кто-то уже собрал.
— Что ж тогда
— Ну вот! — укоризненно посмотрел на товарища Лян. — Как трудно, так, значит, домой?
— Зачем же так, Юра? — сказал и Алешка. — Если мы с тобой уедем, звено проиграет в соревновании, и старшеклассники засмеют всех. И тебя тоже.
Юрка покраснел.
— Да нет. Я это не серьезно… Только что ж делать?
— Делать всегда есть что, — наставительно сказал Лян. — Надо идти ручью вверх. Тайге сейчас добра много. Чего-нибудь найдем.
— А что, например?
— Я почем знаю? Может, рябину, может, бруснику. Увидим…
О кишмише, лимоннике и поразительных изменениях в характере Веры
На поиски отправились тут же. Петька с Юркой по плану должны были осмотреть склоны сопок левее ручья. Лян и Алешка двигались справа, а девчонки обшаривали самое дно долины и, чтобы по заблудиться, аукались.
Утро выдалось тихое, ясное и по-осеннему прохладное. Тайга стояла примолкшая, какая-то задумчивая и чуточку грустная. В воздухе там и тут медленно кружились первые оброненные липами листья, серебрились тонкие паутинки. Почти неслышно звенела деловитая перекличка синиц и поползней.
Петька и Юрка, с удовольствием вдыхая пропахший легкой прелью воздух, шагали по редколесью. Беспокоило отсутствие ягод. Сколько приятели ни рыскали — ни брусника, ни обещанная Ляном рябина не попадались. А виноградные лозы были без плодов. Вдруг Петька споткнулся и полетел в кусты. В ту же секунду раздалось громкое хлопанье крыльев, и с молоденькой, обвитой лианой пихты сорвалось несколько серых птиц.
— Уй ты, — забывая об ушибленном колене, закричал Петька. — Рябчики! Вот бы ружье!
Друзья подошли к дереву.
— Они клевали, наверно, вот это, — показал Юрка на лиану.
Вдоль светло-серого шершавого стебля, словно сережки, висели крупные зеленые ягоды величиной с небольшую сливу.
— Это ж волчьи ягоды!
— Почему волчья? Рябчики ели — значит, не ядовитые.
— Ага! Птицы да звери чего только не жрут. Ты медвежью черемуху пробовал?
— Какую медвежью?
— Да ту самую, что с бронзовой корой.
— А-а, ту? Конечно, пробовал.
— Ну вот. Видал, какая она горькая? И пачкается не хуже чернил. А медведи жрут да еще и облизываются.
Разговор прервали девчонки.
— Мальчишки-и-и! Иди-и-ит-е-е к нам! — закричала Людка. — Мы вошли лимо-о-о-онник!
— Лимонник? — глядя ни друга, переспросил Петька. — Какой лимонник?
— А такой! — махнул рукой Юрка. — Обскакали нас подружки.
Набрав в карманы ягод с лианы, друзья повернули к ручью. Когда приблизились к девчонкам, Лян с Алешкой были уже там. Людка тараторила:
— Вы обошли полянку справа. А мы шли сзади и напоролись. Глядим, и там лимонник, и там, и тут.