Закованный Прометей. Мученическая жизнь и смерть Тараса Шевченко
Шрифт:
Жуковский, запечатав своей печатью конверт, позвонил. Вошел камердинер.
– Надо немедленно отнести это письмо госпоже Барановой во дворе. А мне – одеться. Я еду к Виельгорскому.
Дом графа Михаила Юрьевича на Михайловской площади недаром называли «маленьким храмом изящных искусств в России». Он действительно был своеобразной живой и многогранной Академией искусств, а хозяин ее – сам композитор и большой знаток музыки – другом самых образованных и самых интересных людей того времени.
О доме Виельгорского писали:
ВсемирнойСо всеми одинаково утонченно-вежливый в поведении, он старался помочь каждому. Сейчас он принимал горячее участие в судьбе украинского парня – крепостного Тараса Шевченко, потому что для него, как и для его друзей, судьба таланта не была безразличной.
Он встретил Жуковского по-домашнему в халате – высокий, красивый старик с седыми волосами до плеч.
– Карл Павлович уже ждет вас, Василий Андреевич, – сообщил он, радостно приветствуя гостя. – Пойдем, за ужином все обсудим.
С ним жила его любимая младшая дочь Анна, или Анолит, исключительно образованная на то время и талантливая девушка. Говорили, в нее, единственную женщину в своей жизни, был влюблен Николай Васильевич Гоголь, но у нее не было желания выходить замуж и жила она у отца.
Анолит приветливо пригласила гостей в столовую. На ужин подали картофель с жареным луком и ростбиф. Брюллов и Жуковский за этим скромным ужином чувствовали себя, как всегда, в приятной, дружественной, «своей» атмосфере.
– У вас счастливая рука, Михаил Юрьевич, – улыбаясь, промолвил Жуковский, – поэтому я предлагаю лотерею-аукцион провести у вас. Ведь к вам и высокие особы с охотой придут, у вас большой прекрасный зал. Можно будет устроить сначала концерт.
– Я и мой дом всегда к вашим услугам, вы это знаете, – склонил приветливо голову с волнистыми волосами граф Виельгорский. – Я рад буду прислужить этому делу.
– И надо как можно быстрее, как можно быстрее! – нервно заговорил Брюллов. – Портрет уже давно готовый, и наконец эта свинья, его хозяин, согласился, – он все время тянул, а теперь, когда узнал, что Василий Андреевич и вы причастны к этому, изменил политику. Надо быстрее вытащить человека с этого ярма.
– Желательно было бы, чтобы важные особы приняли участие в лотерее, – промолвил Виельгорский.
– Ну, на этот раз мне все равно в чьи руки попадет труд моих рук, – лишь бы быстрее деньги, – запальчиво сказал Брюллов.
Виельгорский и Жуковский переглянулись. Они знали, что Брюллов, несмотря на желание императора, все ж таки не начинает портрета ни с него, ни с его семьи и вообще держится независимо.
В середине апреля 1838
«Время проводили концертом и аукционом».
И концерт, и аукцион состоялись в зале дома графа Виельгорского, на Михайловской площади.
На этом аукционе, в котором приняла участие семья царя, императрице достался портрет Василия Андреевича Жуковского работы прославленного художника Карла Брюллова.
– А вы знаете, черти б его взяли, – выругался Брюллов, – ведь императрица дала только 400 рублей, мне сказал ее секретарь. И выиграла! И теперь имеет такой портрет почти задаром.
– Вам жаль? – засмеялся Виельгорский.
– Что сделаешь! – махнул рукою Брюллов. – Я не из-за нее старался. Только пусть не записывает этих денег к своим христианским свершениям. А в конце концов важно, что деньги собраны и наконец мы освободим Шевченко.
– Это главное, – подтвердил Жуковский, – на то лотерея и аукцион. Кому как повезет.
– Все в нашей жизни, как в лотерее, – промолвил Брюллов, – да еще и аукцион. Но я рад, рад за нашего Тараса!..
Это великий день был – 22 апреля 1838 года. Накануне Сошенко получил от Жуковского записку: «Зайдите завтра в одиннадцать часов к Карлу Павловичу и ждите меня там обязательно, как бы поздно я не пришел.
В. Жуковский. Р.S. Приведите и его с собой».
Худого, побледневшего после тяжелой болезни Тараса Сошенко и Мокрицкий привели до Брюллова. Взволнованный, необычный был сегодня Великий Карл.
– Подождем Жуковского, обедать будем у меня! – сказал он.
Вскоре пришли Виельгорский, Григорович, Венецианов и Жуковский. Торжественный, необычный, как и его спутники, Жуковский поздоровался со всеми, вынул из кармана бумагу, сложенную вчетверо, и подал Тарасу.
Трясущимися руками развернул Тарас бумагу. На большом листе с печатью – двуглавым орлом – сбоку, ровным красивым канцелярским почерком было написано:
«Тысяча восемьсот тридцать восьмого года апреля двадцать второго дня, я, нижеподписавшийся, уволенный от службы гвардии полковник Павел Васильев сын Энгельгардт отпустил вечно на волю крепостного моего человека Тараса Григорьева сына Шевченко, доставшегося мне по наследству после покойного родителя моего действительного тайного советника Василия Васильевича Энгельгардта, записанного по ревизии Киевской губернии, Звенигородского уезда, в селе Кирилловке, до которого человека мне, Энгельгардту, и наследникам моим впредь дела нет и ни во что не вступаться, а волен он, Шевченко, избрать себе род жизни, какой пожелает».