Западня

Гончар Ева

— На мои поступки никто не влиял! — возразила Эрика. — Я делала то, что невозможно было не делать, никакие книги тут ни при чём. Наша пра-пра-пра-прабабушка была провидицей и поэтому знала всё заранее.

— Кто прав, вы или я, мы всё равно никогда не узнаем, ваше высочество, — Феликс потянул из-под стола корзину с припасами. — Давайте дождёмся продолжения. А пока предлагаю позавтракать… вернее сказать, пообедать.

— Обед — это прекрасно! — обрадовалась Принцесса, чей рот наполнился слюной от одного лишь упоминания о пище. — Я уже и не помню, когда в прошлый раз ела.

— Правда, я не смогу предложить вам изысков,

к которым вы привыкли дома… — скептически заметил Многоликий, вынимая из корзины кульки и жестянки.

Но девушка засмеялась:

— Феликс, я сейчас съем что угодно, даже суп из топора.

Он спохватился:

— Ох, ну конечно, топор! Дрова-то я и забыл! — и вышел, чтобы через минуту вернуться с грудой свеженьких деревянных брусков.

Потом он снова растопил печь и поставил на огонь еду — пшеничную кашу с консервированным мясом, вскоре запыхтевшую в чугунке и наполнившую дом упоительным запахом. Наблюдая за действиями Феликса, Эрика млела так же, как ночью. Однако в его улыбке и голосе теперь сквозила отстранённость, которой ночью не было и которая всё сильнее её тревожила. До крайности неопытная в любви, Принцесса не могла понять, откуда взялась эта отстранённость, и вскоре совсем загрустила: «Сбежать с ним в Новые Земли… Силы Небесные, да он бы сам не взял меня с собой! Почему только я решила, что нужна ему? Он чувствует себя обязанным мне за то, что я спасла его от Манганы — и ничего больше…»

Но аппетит Эрики от внезапных невесёлых мыслей ничуть не пострадал, и толстостенная керамическая миска с кашей, поставленная перед нею гостеприимным хозяином дома, опустела мгновенно. Многоликий, сидя напротив Принцессы, тоже весьма быстро расправился со своей порцией и слегка удивлённо спросил:

— Добавки хотите, ваше высочество?

Ответить Принцесса не успела. В комнате что-то едва уловимо изменилось, наследники Ирсоль уловили эту перемену одновременно.

— Книга! — вскинулся он.

— Книга, — затрепетав, согласилась она.

Чуть не стукнувшись лбами, они склонились над раскрытым «Путеводителем» и увидели, как на желтоватых, но совершенно не истлевших страницах проступают новые буквы: «Дети мои! Приветствую вас и радуюсь нашей встрече, ясно видимой мною через столетия».

— «Дети мои», — многозначительно повторила Эрика.

— Всё верно, потомки Ирсоль — мы оба, — подхватил Феликс.

Так и оказалось: «Наш род даст миру многих чудодеев и волшебников, но вы — последние из рода, кого глаза мои различают сквозь толщу времени», — гласило следующее предложение.

Многоликий настороженно уточнил:

— Она имеет в виду, что нами её род закончится?

— Не думаю… тогда бы она использовала другую форму слова «последний». Она имеет в виду, что не способна глубже проникать в будущее, — пояснила Принцесса.

Она читала медленно, с трудом продираясь сквозь тяжеловесный средневековый стиль. Феликс слушал, затаив дыхание. Исконный континентальный никогда не был принцессиным коньком, и поначалу она боялась, что не сможет понять половину написанного — незнакомых слов было слишком много. Но слова эти чудесным образом сами подсказывали ей своё значение, и смысл послания из прошлого раскрывался во всей полноте.

Премудрая Ирсоль всё знала наперёд. Знала, что мир, в её времена сотканный из чудес, постепенно утратит магию. Одарённые дети станут рождаться всё реже. Сначала это будет не так заметно: многие

из родившихся обычными людьми получат магические способности от Серафимов. Но потом исчезнут и Серафимы, человечество привыкнет жить без защитников и помощников. Одарённых же станет так мало, что им придётся скрывать свой Дар, чтобы он не был ни украден, ни использован во зло — «Сердце моё становится сосудом боли и печали, когда я вижу, что за судьба ожидает в грядущем таких, как вы».

Знала Ирсоль и то, что огромная и прекрасная страна, которой она благополучно правила, заботясь, чтобы каждый подданный получал всё, чего он достоин, несколько веков спустя распадётся на дюжину маленьких стран, разорванная человеческими властолюбием и алчностью. Наступит время, когда властолюбие и алчность будут управлять миром, и свободными в нём останутся одни лишь знатные и богатые люди. «Да и то не все», — добавила про себя Эрика.

В третьем с конца абзаце было сказано: «С прискорбием понимаю, что всех моих сил не хватит на то, чтобы спасти целый мир, погрязший в несправедливости и лжи. Однако мне по силам сделать счастливей и совершенней хотя бы малую его часть. Пусть Инструмент, который я вам вручаю, послужит на благо и вам, и миру. Дети мои, я вижу и верю, что моей надежды вы не обманете, залогом мне служат светлый ум и доброе сердце каждого из вас».

— Осталось совсем немного, — заметил Феликс. — Надеюсь, нам объяснят, что он такое, этот Инструмент, и как им пользоваться…

— Надеюсь, мы хотя бы узнаем, где он спрятан, — пробормотала Принцесса, бегло просматривая текст в поисках топонимов; никаких карт и планов в книге не было, хоть её и назвали «Путеводителем».

Но два последних абзаца, увы, ни на один из вопросов ответа не дали, наоборот, повлекли за собой вопросы новые.

«О, как хотела бы я распахнуть врата, благословляя вас: идите, дети мои, и возьмите то, что вам завещано! — писала пра-пра-пра-прабабка. — Но, проникая взором в грядущее, я вижу лишь яркие куски, выхваченные из мрака. Могу ли я быть уверенной, что злые люди не войдут в мои врата раньше, чем вы? А посему, не врата, но узкий и тайный лаз откроется вам, когда вы придёте к нему вместе. Всем тем, что нужно, дабы его отыскать и воспользоваться им, вы уже владеете».

Наследники озадаченно посмотрели друг на друга: «Что значит, уже владеем?» Многоликий вздохнул:

— Дочитывайте, ваше высочество. И будем разгадывать шараду.

«Грядущее изменчиво, известно ли вам об этом? Ныне взору моему доступна лишь самая широкая из дорог. Судьба не ищет окольных троп, но иным из троп самим суждено стать дорогами. Если вы, дети мои, живёте покойно и счастливо, с радостью в сердце и достатком в доме, посмею ли я вас тревожить? Сожгите моё послание, забудьте о нём, если страшитесь потерь, ибо тот, кто стремится получить многое, рискует многое потерять», — закончила Принцесса.

Боковой край страницы был странно неровным, как будто оборванным.

— По-моему, нас предупреждают об опасности, — помолчав, сказал Феликс.

— Мне тоже так показалось. «Кто стремится получить многое, рискует многое потерять…»

Он встал и, не глядя на неё, принялся мерить шагами комнату, на лбу у него проступила суровая вертикальная морщина. Эрика растерянно за ним наблюдала. Предостережение Ирсоль нисколько её не напугало, но у Многоликого, похоже, было другое мнение. Подождав, она решилась заговорить: