Записки дивеевской послушницы
Шрифт:
— Эх, Мишка, да ты голова!
— Будет тебе, дед, я не барышня, комплиментов не терплю, давай еще по маленькой.
— Давай.
— Завтра у меня химия. Противно мне все. Сдохнуть бы быстрей.
— Не торопись, Мишка, не торопись. Глядишь, может, еще с полгода протянешь.
— Зачем?
— Чтобы, как хороший человек, весну проводить, лето встретить.
— Ага, и спрошу у кукушки, сколько мне жить осталось…
— Шутник! Нету в городе кукушки, все вытравили.
Мишка своим ответом про Бога так ошарашил деда, что тому немедленно захотелось в свою палату, чтобы в одиночестве, Санька не в счет, он все время
Случилось то, чего дед не ожидал: свежепоступившая девушка сидела в его палате, на его койке и разговаривала с Санькой. Оказывается, они были давно знакомы.
— Вот те на, где пути пересеклись, — буркнул дед и пошел гулять по коридору, чтобы не мешать молодым.
Он тихо и медленно шел, пока не зашел в часовню Пантелеймона Целителя. Дед, покашливая в кулак, зашел в святое место и застыл от изумления. В часовне на коленях сидела бабка Пелагея и слезно о чем-то просила Богородицу. Деду сделалось неловко, и он попятился назад, решив отсидеться на скамейке перед процедурным кабинетом.
Ветер совсем разбушевался. Внезапно распахнул окно, сбив комнатный цветок в горшке; земля рассыпалась по полу.
— Ить, непогода какая, — проговорил дед и принялся руками сгребать землю обратно.
Пригоршни земли ложились в горшок на свое прежнее место, но уже с видимым иным ощущением, и утрамбовать их было не так-то просто, основание цветка словно посвежело. И, странным образом, от этого растение сделалось чуть-чуть другим. Когда осталось положить в цветок последнюю пригоршню земли, рука деда нащупала что-то твердое. Дед протер о рукав находку, внимательно осмотрел: пузырек из-под марганцовки с тщательно вложенной запиской. Он положил пузырек в карман и принялся дальше убирать землю. Когда работа была окончена, у старика началась одышка, ему пришлось сесть на кушетку.
Внезапно перед глазами все поплыло. Тело обмякло и не слушалось его, дед, как был, так и скатился на пол. Кто-то в коридоре его увидел и побежал за врачом. Но ни в ординаторской, ни в процедурной врача не было. Вместо врача прибежала молодая сестричка, а потом к ней присоединилась сестра-хозяйка, женщины еле втащили деда в кабинет с помощью больных и начали сами оказывать ему медицинскую помощь. Однако организм перестал слушаться своего хозяина, и к вечеру деду сделалось хуже. Тяжелее всех эту новость приняла Ибрагимовна, она же и позвала иеромонаха Антония, который неотступно находился при больнице. Антоний причастил деда, дал ему напутственное слово.
Больной стал спокойным-спокойным. К нему подошла Ибрагимовна, внимательно посмотрела и тихо спросила:
— Уходишь?
— Вроде того… ответил дед.
— Ты это мне место там займи подле себя.
— Хорошо, а где слева или справа?
— А без разницы…
— Почему?
— Главное ведь — рядом…
— Твоя правда, — дед закашлялся, — а теперь иди. Спи спокойно. И не плачь за меня. Место тебе справа займу, слева Наталья будет, как-никак жена законная. Тама, поди, не подеретесь?
— Не знаю…
— Не подеретесь. Если бы и тама дрались, то какой смысл умирать?
— Ты… не поминай лихом. Прости меня, ладно? И за то, что ударила тебя по щеке подле перевязочной, я же не со зла.
— Да я не обижаюсь, ступай, ты тоже меня прости. И не скучай, когда энта… сиреня распустится, вспомни меня, я ить как думал, доживу до сирени, наломаю
Дверь открылась, в нее, пошатываясь, вошел нетрезвый врач, подошел к кровати, наклонился, дохнул перегаром на деда и сказал:
— Готов, полчаса от силы осталось.
Потом повернулся к Ибрагимовне и попросил посторонних выйти…
На следующее утро сестра-хозяйка принесла Саньке пузырек из-под марганцовки с запиской, который нашли в вещах деда. Медработница немало удивилась, когда увидела, что Санька сладко спит на койке не один, а с поступившей вчера девушкой — Инной. Она прокашлялась, чтобы разбудить их, быстро положила пузырек на тумбочку, сказала, что это — привет от деда, и вышла.
Санька, ничуть не смутившись, поцеловал девушку и попросил переехать к нему в палату на свободное место. Инна, не раздумывая, согласилась, осталось только просить разрешения у главного.
Молодые медленно целовались, и только когда дедов привет был задет и упал на пол, вспомнили о нем, подняли, открыли и прочитали. Записка содержала следующее:
«Я не знаю, кому попадется этот листок. Думаю, хорошему человеку. Плохим Бог не посылает. Если вам нужны деньги или кому из близких, то знайте, их можно найти в американской валюте по адресу: ул. Тимирязева, дом 15, за углом дома в сторону теплицы растет ель, на ней скворечник. Там и деньги. Счастливо. Если можете убежать из этого дома навсегда — убегайте. Сюда смерть приближается с удивительной быстротой… Да и помолитесь за раба Божьего Владимира».
Молодые минуту молчали. Потом, крепко поцеловавшись, стали думать, под каким предлогом им забрать свои вещи из гардеробной. Внезапно Инну стали одолевать сомнения.
— Слушай, — сказала она Саше, — а если эту записку уже прочитал медперсонал?
— Вряд ли, тогда они бы нам ее не передали…
— Ну, тогда давай думать, как туда поехать.
— Давай.
Собрав всю имевшуюся наличность и вещи, молодые в тот же вечер через окно в мужском туалете покинули хоспис.
Пропажа обнаружилась на следующий день, однако медперсонал особенных поисков не предпринимал. Известное дело, куда могут деться онкобольные с четвертой стадией? Бабке Фекле стало плохо, но у нее, по всей видимости, было какое-то неразрешенное дело, и она всеми силами цеплялась за жизнь. Однако дежурившего врача и сейчас поблизости не было. Поговаривали, что он курит травку где-то возле бокса. Но как его там найти, если кругом одни закрытые двери? В общем, суетились возле умирающей, как обычно, молоденькая медсестра и практикантка — третьекурсница. Ну и, естественно, отец Антоний, к нему здесь все привыкли, поскольку видели его куда чаще, чем лечащих врачей. Фекле не хотелось умирать, она закатила истерику, потом, выгнав девушек в белых халатах, долго говорила о чем-то с батюшкой. После разговора ей сделали сильнодействующий укол, и она моментально забыла о своих делах, а также о том, как ее зовут. Кто-то из больных позвонил ее дочери. И через два с половиной часа палата наполнилась ароматом дорогих французских духов.