Записки гробокопателя
Шрифт:
– Посадим. Ты же говорил, что чеснок маринованный любишь.
Роман взял у нее сумку, поцеловал.
– Работу прогуливаешь?
Таня засмеялась.
– Заявление подала по собственному желанию.
– В Музее Ленина?
– Роман распахнул перед ней дверь.
– Какая машина красивая! Ты говорил, у тебя "жигули".
– Это не моя, Синяк пригнал.
– А я замуж выхожу, - сказала Таня, - за капитана.
– "Выйти замуж за капитана" - фильм такой был. Плохой.
– Мы учились
– А как у нее дела?
– Ой! Сочинение писала "Моя любимая книга". Про "Квартеронку" Майн Рида. Учительница исправила на "Квартирантку". И брюки "клеш" с мягким знаком сделала. Теперь хочет ей четверку вывести, а Леночке ведь медаль нужна.
– И без перехода мягко продолжила: - Мы с тобой последний раз, наверное, видимся.
– Второй, - сказал Роман и добавил: - Не так уж и мало - большинство людей вообще ни разу не видится... За всю жизнь.
Илья Иванович за время отсутствия Романа индоселезня ликвидировал. Сейчас он стоял возле избы в окровавленном фартуке и поливал безголовую птицу кипятком, чтобы легче отходило перо.
Таня вышла из машины.
– Одна другой краше...
– недовольно пробормотал старик, вытирая руки о фартук.
– Где ж вы их чеканите?
– Здравствуйте, дедушка, - улыбнулась Таня.
– Какой я тебе дедушка!
– обиделся старик, снова принимаясь за птицу, без рукопожатия, однако беззубость углядел.
– Самой-то передок весь выставили... Выпивать-то будем когда?
– пробурчал он в сторону племянника.
– Вторую неделю не пивши...
– Не вижу логики, дядил, - сказал Синяк.
– Чего ж ты всю помойку яблоками завалил? Нагнал бы вина отменного и пил-сосал с Францем втихаря. Он жив, кстати?
– Куда он денется! Молоко должен принести. А с яблоками я мудохаться не буду!
– он вырвал последнее неподдающееся перо из бывшего врага.
– Пропади они пропадом!..
Синяк принял ощипанную птицу и на пне в момент изрубил ее на шашлычные доли.
– Все гот-о-ово-о!
– протяжно крикнула Саша с крыльца.
– Только рюмок не нашла!..
– Бокалы ставь!
– грубо велел старик.
– Чашки, - перевел Синяк.
– У меня свой стопарь.
– Илья Ивановиче достал из кармана неровно обрезанный коричневый конус из пластмассовой пивной бутыли с завернутой розовой крышкой.
– Дядил, ты мне все-таки объясни, - перебил его Синяк, - зачем ты яблони сажал, если яблоки тебе не нужны?
– Все сажали, - огрызнулся старик и, почувствовав, что сдает позиции, набросился на Романа: - Ты бороду-то сброй... Тебя по телевизору показывали: уж ты чухался-чесался... То ли пьяный, не поймешь, то ли вшивый?..
– Точняк, - охотно подтвердил Синяк.
– Жирный весной по телику бухой вылез.
– "Поле
– известила Саша.
– Кто хочет?
Синяк нацепил разрозненного индюка на шампуры и полил, чтобы не обгорал, зацветшей водой из бочки.
– Ты бы лучше из лужи, - посоветовал Роман, озираясь.
– А куда, интересно, Таня подевалась? Татиа-ана!
– А вон она!
– сказал Синяк навстречу Тане. Таня вымыла руки в той самой бочке, из которой Синяк поливал шашлык.
– Я с бабушкой вашей познакомилась, - сообщила она.
– Нормальная такая приличная бабушка. На Володю очень похожа. Рома, мы чеснок посадили на твою долю. Бабушка за ним будет ухаживать. А я приеду на следующий год, замариную, как ты любишь.
Роман посмотрел на нее и сказал негромко, чтобы никто не услышал:
– Куда ты приедешь? Ты замуж поедешь. Забыла?
Таня кивнула.
– Забыла... А я недавно купила Сличенко и по-новому поняла Есенина...
– "Поле чудес" началось!
– опять крикнула Саша.
Таня переполошилась, побежала в избу.
– Сегодня у Якубовича одна женщина должна быть из наших, из Владимира!
– ...а Солженицына вашего правильно сняли с передач, - договаривал свое Илья Иванович, хромая в избу, - только воду мутит. Земство ему подавай!
– Дядил!
– крикнул со двора Синяк в открытое окно.
– Развлекай женщин, ты ж у нас жентельмен, голубые яйца! Расскажи про Бухенвальд.
Синяк размахивал в полумраке над мангалом чем-то круглым, только искры во все стороны летели. Конечно, крышкой от помойного ведра, благо никто не видит.
Дважды просить старика не пришлось. Он сдержанно и потому очень правдоподобно поведал, как был в Бухенвальде. Стоял у газовых печей, где жарили коммунистов и комиссаров. Бывало, увидит коммуниста в очереди, хвать за рукав и в сторону - спасал...
Синяк принес огнедышащие шампуры, раздал. Дядьке дал кусок с гузкой врага. И теперь разливал всем драгоценное мозельское вино "Лиебфраумильх". Старик, на всякий случай скривившись, нюхнул янтарное вино, поднес ко рту и выпил, страдальчески морщась. Синяк, на свою беду, перевел название вина:
– "Молоко любимой женщины".
– Тьфу, ё!
– Илья Иванович плюнул на пол.
– Дай хлебушка зажевать.
Посмеялись, поели. Роман посмотрел на часы, подошел к телевизору.
– Я на секундочку переключу, что хоть в столице?..
– Жирный, ты мне весь тост смял, - заныл Синяк.
– А ты говори, не обращай внимания.
– Роман пассатижами вертел обглодок переключателя программ черно-белого "Рекорда".
– Александре Михеевне Джабар, моей возлюбленной женщине вручается, торжественно заговорил, поднимаясь, Синяк, - чтобы она ножки свои царственные зазря не била, не топтала, вручается... как было обещано... под цвет глаз... автомобиль. Бляу!