Записки о России. XVI — начало XVII в.
Шрифт:
Один из кораблей ее величества был назначен для Горацио Палавичино и французского посла, другой, названный „Чарльзом“, для меня и моих слуг. Я прибыл в Линн (Lynn), совет (the counsall) был предупрежден, что для кораблей ее величества вход туда опасен, поэтому нам было указано пристать к берегу в Ярмусе (Yarmouth), по пути мы зашли в Кембридж, по желанию французского посла, но против воли сэра Горацио, там всем нам устроили ученый прием, потом мы миновали Норвич, в Ярмусе задержались из-за неблагоприятного ветра, причем горожане и знать оказали нам хороший, дружеский прием. Между двумя послами начались разногласия, я старался найти примирение, боясь, что это будет причиной неудачи в их делах; один из них был чрезвычайно горд, другой брал верх над ним своей хитростью.
Наконец наступило благоприятное время для нашего отплытия; я отправился по своим делам, они — по своим, но как они, так и я испытали опасность быть выброшенными бурей на побережье Эмден у Штадена, куда мы наконец пристали. Корабли королевы были опознаны по артиллерии и флагам, мы были хорошо встречены как горожанами, так и английскими купцами, каждый из нас был хорошо устроен, мы были снабжены вином, свежей провизией, нас приветствовали речами. Сэр Горацио и французский посол едва избежали нападения шайки бродяг, они ждали их около монастыря Букстегуд и хотели выкупа. Затем послы направились к герцогу Саксонскому и другим имперским князьям, лучшим друзьям королевы, а я — в Кельн. Когда я прибыл в Гамбург, то приказал моему слуге Джону Фризу прикрепить рано утром на дверь городской ратуши эдикт на латыни и датском языке, запрещавший именем королевы Англии этому и всем прочим городам Ганзы (Hans) и побережья моря провозить через Британский канал в Испанию какие-либо съестные припасы, зерно, военное снаряжение, порох, канаты или какой-либо другой такелаж и снаряжение для кораблей под угрозой конфискации [332] , затем я поспешил в Любек в 10 милях от Гамбурга, где предъявил то же самое бургомистру, который разгневался, говорил, что они будут проходить на своих кораблях, несмотря на запрет королевы Англии [333] . Оттуда я проследовал через Липсвик (Liepswicke) в Кельн, где должен был собраться сейм,
332
См. примечание издателей 1968 г.: «Елизавета жаждала пресечь торговлю между северогерманскими городами и Испанией. Когда она посылала сэра Горация Палавичино в Германию в 1590 г., она поручила ему попытаться убедить Свободные Города (в Германии. — А. С.), что торговля с Испанией была против их собственных интересов как протестантов… Нет свидетельств, что Горсей предъявлял какое-либо предупреждение от Елизаветы, хотя он посетил Любек и Гамбург и отправил отсюда свои донесения об испанской торговле» (Берри и Крамми. С. 342. Примеч. 3).
333
Английское правительство, заинтересованное в изоляции Испании, действительно предприняло попытки прервать торговлю между Испанией и ганзейскими городами, об этом свидетельствуют документы посольства Палавичино; рассказ Горсея дополняет уже известные сведения любопытными подробностями.
334
Дайер Эдуард (ум. 1607) — придворный поэт, представленный королеве Елизавете Лейстером. В 1589 г. с дипломатическими поручениями побывал в Дании (см.: Берри и Крамми. С. 343. Примеч. 5).
Посол ее величества сэр Горацио Палавичино и посол короля Наваррского монсеньор де Фреси вели переговоры, убеждая герцогов Саксонского, Бранденбургского и некоторых других из имперских принцев дать королю Франции 8 тысяч швейцарцев, чтобы оставить за ним корону, оспариваемую его подданными [335] . Им [имперским принцам] не было никакого дела до короля Франции и его посла, зато уважение и дружба с королевой Англии и поручительство в уплате убедили их снабдить короля Наваррского 8 тысячами обученных солдат, из которых 4 тысячи были отосланы в 14 дней благодаря стараниям и кошельку Горацио Палавичино, который под заемные письма занял во Франкфурте, Штадене, Гамбурге 8 тысяч фунтов с помощью Джильса Гофмана (Giells Hoffman) [336] , на дочери которого он женился, Антонио Ансельмана (Anselman) и других богатых купцов этого края; на эти деньги были отправлены солдаты. От французского короля пришли письма его послу, чтобы он передал имперским принцам, что если они не доверяют ему, то пусть верят его любезной сестре, королеве Англии. Четыре тысячи швейцарцев были готовы, а семь тысяч волонтеров были посланы ему королевой Англии под начальством благородного (лорда Уиллоуби) [337] с ними, а также с помощью многочисленных своих друзей и союзников, которые каждый день вливаются в его армию, [король] сможет завоевать мир и не только у себя дома, но осадить стены хоть самого Рима. Поэтому [посол] может не тратить деньги на оставшиеся четыре тысячи швейцарцев и распустить их. Однако! Я должен оставить все эти дела тем, кому они поручены, возвращаясь к моим утомительным путешествиям и дневникам (journalls).
335
Комментарий издателей 1968 г.: «Палавичино с двумя посольскими миссиями был на континенте в 1590 и 1591 гг., чтобы поднять германскую военную силу на вторжение во Францию в поддержку Генриха Наваррского против его врагов…» (Берри и Крамми. С. 343. Примеч. 6).
336
Гофман Джильс (Джильс ван Ичелберг) — крупнейший делец и банкир из Антверпена, основатель известного в Европе банкирского дома Гофманов. Его дочь действительно стала женой Палавичино в 1591 г. (см.: Берри и Крамми. С. 343. Примеч. 7).
337
Помета на полях рукописи правильно уточняет имя командующего: «лорд Уиллоуби». Перегрин Берти, лорд Уиллоуби де Эресби (1555–1601) был главнокомандующим английскими войсками в Нидерландах в 1587 г. (см.: Бонд Э. С. 239. Примеч. 2).
Вернувшись в Веймар, Росток, Макленбург (Rostok in Meckelborugh), я перебрался затем в Эльсинор и Копенгаген, где с помощью Рамелиуса (Ramelious), датского канцлера [338] , был представлен королю Дании Фридриху [339] . Я предъявил письма королевы и произнес свою речь перед королем, который меня приветствовал. Я низко поклонился ему. Он спросил, как здоровье его любезной сестры.
„Ее величество была в полном здравии при моем отъезде и желала этого же вашему величеству“. Он отпустил меня, распорядившись остановиться мне в доме Фридриха Лейеля (Liell) [340] . Фриц ван Вард (Frittz von Ward), один из доверенных короля, был прислан от него узнать, имею ли я еще что-либо добавить к тому, что содержалось в письмах королевы. Я сказал ему: „Да, имею, если его величеству будет угодно дать мне аудиенцию“. [В то время] там находился любезный джентльмен, некто Эндрю Кейт (Andrew Keith), посол Шотландского короля, пользовавшийся большим расположением [341] , он познакомился со мной, так как жил в соседнем доме, и, хотя я вначале отнесся к нему недоверчиво, доказал мне свою доброту; он сказал мне, что ответ на мое посольство уже составлен, что король сердится на королеву за то, что она не так охотно, как ожидалось, дала согласие на брак его дочери с королем [Шотландии]. За мной пришли, [на аудиенции] я постарался в самых лестных выражениях произнести королевский титул, чтобы доставить ему удовольствие.
338
Рамел Генрих (Рамелиус) (ум. 1610) — немец по происхождению, сделал служебную карьеру в Дании, стал канцлером и возглавил службу иностранных дел в конце 80-х годов.
339
Король Дании Фридрих умер еще в 1588 г. Издатели 1968 г. считают рассказ Горсея о его поездке в Данию едва ли не самым впечатляющим сюжетом в записках, сочетающим элементы сфабрикованного эпизода (ибо английское правительство не давало такого официального поручения Горсею) и достоверные факты о положении дел в Дании (см.: Берри и Крамми. С. 344. Примеч. 9). Издатели отмечают близость рассказа Горсея к тексту отчета Христофора Перкинса (см. примеч. 237 к «Путешествиям») о его переговорах в Дании в 1590 г.
340
Лейель Фридрих (ум. 1601) — сборщик податей в Орезунде, а с 1591 г. — мэр Копенгагена (см.: Берри и Крамми. С. 345. Примеч. 10).
341
Посольство Эндрю Кейта в Данию состоялось в 1589 г. Горсей верно передал цель его поездки (см.: Берри и Крамми. С. 344–345. Примеч. 9, 11).
„Наша любезная сестра, королева Англии, потребовала от нас слишком большой жертвы. Мы получили по конфискации 30 тысяч фунтов из-за мошенничества ее подданных, которые не только обманули наше королевское доверие, но также наказали нашу таможню на сумму гораздо большую, которую мы из любви и честности по отношению к ее величеству им простили, но их примеру последовали купцы других стран, что привело к нашему разорению. Наше стремление к продолжению древнего союза и дружбы наскучили, видимо, адмиралу и казначею, они захватили корабли и товары, принадлежавшие нашим подданным из-за того только, что эти люди плыли через Британский пролив, причем [купцы] не получили никакого возмещения. Что касается другого пункта, ежегодной уплаты нам 100 розеноблей (rose nobles) [342] , то это — наше право, поскольку эта дань с незапамятных времен платилась нашим предкам предками ее величества, лордам и королям Норвегии и всех прилежащих морских территорий; это право совсем недавно было подтверждено разумным решением по поручению ее величества послом Гербертом, так что мы намерены это соблюдать и использовать и далее [343] . Таковы пункты и формулировки наших ответов королеве, которые мы намерены отстаивать. Как вы видите, время вышло и не позволяет [вам на это] отвечать. Если вы настаиваете, я назначу доверенных принять [ваши возражения], но оставлю их без ответа“. Было уже за 12 часов.
342
Розенобль (англ.) — разновидность золотой английской монеты высокой пробы с изображением корабля — нобля, выпускавшейся с середины XIV в, Розенобли стали чеканиться со второй половины XV в.; в 1619 г. их выпуск прекратился. Название объясняется изображением розы на борту корабля. Нобли и розенобли находились в обращении многих европейских стран. В русских землях они получили название «корабельники», «корабленники» и использовались как денежные подарки (см.: Зварич В. В. Указ. соч. С. 93–94).
343
См. примечание издателей 1968 г.: «В конце 70-х годов правительство Дании, испугавшись потери южных пошлин, предприняло шаги для подготовки своего требования на право Дании иметь налог со всех кораблей, проходивших вокруг побережья Норвегии. Королева Елизавета резко протестовала, напоминая о свободе мореплавания. В конце концов, в 1583 г. она послала Джона Герберта послом в Данию для переговоров о компромиссе, по которому датчане согласились не требовать налог с
„Я не могу испытывать ваше высокое терпение своей настойчивостью, тем более что по милости вашего величества для этого могут быть назначены доверенные, хотя это будет большим неудобством. Я лишь прошу, чтобы выдали письмо ее величеству, содержащее ваш ответ“. Он сделал мне легкий поклон и отвернулся, я отправился домой обедать, хотя кое-что из сказанного отбило у меня всякий аппетит.
За мной пришли на следующий день. Датский канцлер, два советника (masters of request) и секретарь были готовы принять меня в большой палате, как мне показалось, обитой красивым штофом. Меня сопровождали один джентльмен, мои слуги и четверо или пятеро купцов, дававших мне наставления.
Лорды, так как его величеству было угодно не слушать меня более, думаю, что я могу перейти непосредственно к делу, не останавливаясь на церемониях; устный ответ его величества на два пункта, содержавшихся в письмах ее величества, насколько я помню (моя память позволила воспроизвести их дословно), следующие:
Что касается третьего [пункта], заключительного, в котором его величеству было угодно использовать искусство красноречия, то я не имею полномочий отвечать на него, однако надеюсь разрешить его в обсуждении с вами, так как для этого достаточно правды, содержащейся в письмах ее величества, она же может служить и для ответа. Я не собираюсь оправдывать купцов, чья вина была названа мошенничеством. Если это так, то они здесь сами и готовы к ответу и защите против обвинений, поскольку с ведома и дозволения таможенников все было сделано как всегда, с тех пор, как была наложена эта береговая пошлина. Список их сукон и по количеству и по сортам был верен, исключая лишь куски, обертывавшие каждый тюк, однако теперь, по какому-то недоразумению или недовольству, это подвергается сомнению. Купцы, [полагаясь на] прочность дружбы и союза, существующих [между Англией и Данией], могли надеяться, что если они провинились не более других иноземцев перед подданными короля, который прощает ту же вину другим, то их корабли, подобно кораблям последних, не подвергнутся задержанию. Их убытки и потери в торговле, открытой для всех, кроме них, явятся не столько неокупаемыми, сколько слишком суровым наказанием, даже если они и виноваты во всем.
Но их невиновность может их заставить прибегнуть к другим действиям. Однако королева просит для них только обычного правосудия, которого его величество удостаивает всех без исключения. Что касается другого пункта, то мне приказано поставить вас в известность, что последний посол ее величества, м-р Герберт не имел полномочий признавать какие-либо требования, в частности ежегодные уплаты 100 нобелей подданными королевы, торгующими на северном побережье; какое-либо подобное право не может быть признано, [поскольку] предки ее величества никогда не платили [дань] предкам его величества; ни записи, ни история, ни хроники (nor reccord, historie nor cronacle) не упоминают о таком факте. Если подданные ее величества занимаются рыболовством или торговлей в любом городе — Норберграве, Трондгейме, Вардэгузе, расположенном на побережье, они платят свои обычные взносы, как и другие иностранцы, от которых не требуют подобного взноса, а тем более дани (homage), само это слово, я боюсь, будет плохо воспринято и поэтому решительно прошу не ожидать и не требовать ее. Касательно задержания кораблей и товаров подданных короля лордом-казначеем и лордом-адмиралом Англии, это никак не связано с другими обстоятельствами, но могу сказать, что королева была всегда осторожна во всем, что могло подать повод к оскорблению его величества короля Дании. Его величество, может быть, напрасно гневается. Эти корабли, хотя и вышли из Зунда, являются кораблями из Любека, Шецина, Данцига, Кенигсберга, не принадлежащих к территории Дании, [они шли], груженные военными припасами, порохом, канатами и провизией для общего врага его величества и королевы и им [кораблям] не позволили пройти через пролив; также, без сомнения, и король Дании запретил бы в подобном случае проход кораблям королевы и другим и перевозку грузов через Зунд и Балтийское море к его врагу, королю Швеции, с которым он находится в такой же постоянной вражде, как Англия и Шотландия; [все это], возможно, было неправильно изложено некоторыми из его подчиненных, имевших в этом свою выгоду, так как между нами существует прочный союз и дружба. Пусть это будет справедливо доказано грамотами, наказами или накладными (bills or ladinge), и, без сомнения, правосудие и справедливость восстановятся. О! Пусть не достигнут своего злые умыслы тех, кто желает расторжения столь древнего союза между нашими великими монархиями и повода к запрещению прохода по морям океана для подданных ее величества, которые [моря], как и пролив, состоят во владении только королевы и служат источником доходов Великобритании. Нападения и оскорбления подданных ее величества адмиралом Иоганном Вольфом [344] , отбиравшем силой необходимые припасы, паруса, снасти, якоря у торговавших на северном побережье, чем он обрекал их без милосердия на верную смерть среди морей, — эти нападения остались безнаказанными по сей день. Слуги и корабельные мастера ее величества переманивались [в Данию], чтобы построить ваш флот по английскому образцу.
344
Ошибочное утверждение: адмиралом датского флота в 1576–1593 гг. был Петер Мунк (см.: Берри и Крамми. С. 348. Примеч. 19).
Сколько орудий — медных, чугунных, ружей, военных припасов — было вывезено из Англии в Данию за время ваших жестоких войн со шведами. Сколько раз торговый флот купцов ее величества приглашался не только проходить в Балтийское море без всякого платежа, но даже оставить Зунд и через моря Норвежское и Финляндское вести торговлю прямо в Швеции, Стокгольме, Нарве, Риге, Ревеле, Данциге, Кенигсберге и других приморских городах, но они по-прежнему вынуждены ходить через Зунд, чтобы сохранить мир и дружбу [с Данией], вопреки воле всех тех государей, которые рады по любому поводу искать путь к кровопролитию. Я не сомневаюсь, что вы, главные советники государства, по своей мудрости и благоразумию постараетесь предупредить это». Они начали возражать. Я просил извинить меня, позволить мне уйти отдохнуть, так как очень устал. И вскоре отправился домой в сопровождении джентльмена. Король прислал спросить меня, уполномочен ли я окончить это дело и принять по нему решение.
— Нет, мне приказано представить, объяснить письма королевы в соответствии с их точным смыслом, получить ответ, — это все, что велено мне.
— Успокойтесь, сэр, это дело будет решено в двух словах.
Я обедал с королем, но не мог отвечать на все тосты, пил только за здоровье ее величества (her Majestus), его высочества (his Highnes) и королевы Софьи (the Quen Sophias).
Я получил письма его величества, золотую цепь ценой в 40 фунтов, отклонялся и был отпущен. Я возвратился в Любек, откуда послал письма и отчет о том, что мною было сделано, в Англию с почтенным купцом м-ром Даниэлем Бондом [345] . По-видимому, мои переговоры имели успех. Купцы, которые соглашались было на уступки, теперь отказались от них, добились посылки с королевскими грамотами м-ра доктора Перкинса, который быстро добился освобождения и отпуска кораблей купцов и их товаров, его за это хорошо вознаградили, тогда как на мою долю пришлось очень мало, почти ничего. Однако я должен был приняться за такое же или похожее поручение [346] . Когда я прибыл в Данциг, в 500 милях от Любека, то депутация и уполномоченные от английских купцов м-р Баркер и другие, узнав о моем приезде, пригласили меня заехать в Мелвин, где они имели резиденцию, по пути ко двору польского короля. Там я должен был получить их наставления. Поэтому я поехал через Торунь и Подолию, богатейший район, а затем в Варшаву, где находился король Сигизмунд и где упомянутая депутация, м-р Баркер и его сопровождающие, встретили меня. Я приготовился вступить в новый, еще более запутанный лабиринт. Великий канцлер Замойский (Zamoietzcoie) жил в десяти милях от двора в городе, им самим построенном и названном его именем, к нему я прежде всего должен был попасть, поскольку это был первый воевода, военачальник и деятель (viovod, lieftennant-generall & statzman) в государстве [347] . Но чтобы не обидеть других вельмож и чиновников государства и не испортить мои переговоры, я обратился к главному секретарю и подканцлеру, назначившему мне прием для представления моих грамот королю. Но пришлось ждать прибытия ко двору великого канцлера, к которому я делал безуспешные попытки попасть. Его любимец, пан Ян Глебович, наместник Ковно (Pan Ivan Cleabawich, Pallantine of Cowen) [348] , был моим знакомым, его родственникам и друзьям, находившимся когда-то в плену у старого царя Ивана Васильевича, я делал добро. Он расположил канцлера в мою пользу, меня приняли с почетом, но недоброжелательно из-за того, что я нарушил его [канцлера?] волю.
345
Бонд Даниэл — старшин сын Уильяма Бонда, процветавшего торгового деятеля, кораблевладельца и члена Московской компании. В 60— 70-е годы его торговые корабли совершали рискованнейшие предприятия, не исключая даже пиратских захватов (Wi11an T. S. The Early History… P. 68; Idem. The Muscovy Merchants of 1555. Manchester, 1953. P. 70).
346
Перкинс Христофор (1543?—1622) выполнял с 1590 г. дипломатические поручения королевы, в частности, был послом в Дании (см. примеч. 230 к «Путешествиям»; DNB. 1896. Vol. XLV. Р. 3–4; Берри и Крамми. С. 349. Примеч. 20).
347
Хотя другие источники молчат о деятельности и переговорах Горсея в пользу английских купцов, все эти рассказы автора не могут быть отвергнуты полностью как недостоверные или фальсифицированные (см.: Берри и Крамми. С. 344. Примеч. 9; С. 349. Примеч. 20); ничего неизвестно о том, как провел Горсей 1589 г., когда он так неожиданно исчез из Англии. Возможно, какие-либо неофициальные поручения ему давались его высокими покровителями из правительства королевы; о них он и мог «вспомнить», рассказывая о своем последнем путешествии через Европу в Россию в 1590 г. в этой части своих записок.
Замойский Ян (1541–1602) — королевский секретарь, затем канцлер и великий коронный гетман Речи Посполитой, крупнейший военный и политический деятель 70—80-х годов, вождь польской «коронной шляхты», убежденный и последовательный противник России, осаждавший Псков во главе польской армии в 1580 и 1581 гг. (см.: Новодворский В. В. Указ. соч. С. 202; Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и политическое развитие… С. 143, 181 и др.; Греков Б. И. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV–XVI вв. М., 1963 г. С. 365).
348
Глебович Ян (1544–1591) — воевода в Троках, литовский военачальник и посланник, известный своим покровительством протестантам (см.: Берри и Крамми. С. 350. Примеч. 24).