Записки Учителя Словесности э...нской Средней Школы Николая Герасимовича Наумова
Шрифт:
– Про других не скажу, а у Гарика семья хорошая, - возразила Дмитриевна.
– Света - приветливая. Всегда поздоровкается, про здоровье поинтересуется, диты пробегають, так ще чёрти виткиля ''Здрасте!'' кричат. А Гарик, кода не попросишь, и привезёт чего там надо, и по хозяйству подсобит, и магарыча не возьмёт, не говоря уже про деньги.
– Ты мени, Васильевна, хоть про Гарика ничёго не говори. Прыстав до Витьки нашего: дай, та дай хорошу машину. Витька ему: бэры оту, шо на заднем двори стоить, отремонтируй, та и зарабатуй гроши. Так нет, нову дай! Ото, небось, и до Сони прыстав, продай, та продай
– А зять тут пры чём?
– поинтересовался полковник Чабанов
– А пры том, шо в райони, люды кажуть, бомага на столи лэжала, дэ чёрным по белому було пысано - армянам по району домов не продавать, - с видом знатока заявила Васильевна.
– Да, - кивнула головой Дмитриевна, - дом Соня продала быстро, токо слыхала я, шо сына свого крепко обделила.
– То мий грех, соседка, Господи, прости мою душу грешную, - перекрестилась Васильевна.
– Ты-то, яким тут боком?
– спросила Дмитриевна.
– НУ, як же. Кода Петрович вмэр, я возьми и ляпни Соне своим поганым языком, шо б она сына упросила отказаться от своей доли на дом. Ты хоть раз бачила, шоб Владька в гости до ных со снохой приезжав? Ото ж! Всэ одын, та одын, ну кода там с унукамы. А почему? - Васильевна пытливо посмотрела на соседку.
– А я тоби скажу. Нэ взлюбыла Соня сноху свою с пэрвого дня. Уж яка кошка мэжду нымы пробежала, ны знаю, а нэ взлюбыла. А скоко таких случаев у нас було, хозяин ще в гробу нэ остыв, а диты вжэ хату дилють, - давай матэ нашу долю. Ну шо, чи ны так?
– Та так!
– согласно кивнула Дмитриевна.
– Ото ж! Владька парэнь у их нэ плохый, бэзусловно, но говорять же люды нэ зря: ночна кукушка дневну, всегда перекукуе!
– Да, - кивнула Васильевна, - отако вот живы и всего бойся. А думала про то Соня, кода диты мали булы? Бывалочи, она по хозяйству вэчером управляется, а воны сядуть у виконьца, ще в старой хате, та так спивают, так спивают, аж сэрдце стынэ:
Каким ты был, таким ты и остался,
Казак лихой, орёл степной,
Зачем, зачем ты снова повстречался?
Зачем нарушил мой покой?!
– А ить Владьки на похоронах матери не було, - вставила Дмитриевна.
– Зато, кода Галину схоронили, раза три уже бачила, як вин на могылкы приезжал.
– Гляды, а ото нэ вин идэ?
– Хто?
– Та Владька, лёгкый на помине.
– Кажись, вин. С цвитами. И опять, видать, батьке положе кучу, сестре кучу, а матюри одын цветочек. И николы мымо свого дому нэ пройдэ, всэ стороной обходэ!
Полковник Чабанов тоже посмотрел в сторону человека, быстро удаляющегося к поселковому кладбищу. Из разговора между старушками, невольным свидетелем которого он стал, ему многое стало понятно, но, пожалуй, не любопытство, да нет, конечно, не любопытство, а естественное желание пообщаться с единственной во всём белом свете сродственной душой, подтолкнуло его сделать первый шаг, чтобы догнать человека, идущего к кладбищу с охапкой цветов.
Он подошёл к оградке, когда цветы были уже разложены. И судя по тому, что на одном из надгробий лежала одинокая гвоздика, полковник сразу понял, - здесь покоится тётя Соня.
– Я понимаю, - тихо сказал он, - Вам хочется побыть одному, но, всё-таки, Вы позволите войти?
Человек оглянулся. Он был среднего
– Меня зовут Николай, а Вас, я знаю, Владом. Мы троюродники. Поэтому хочу предложить сразу - ''на - ты!''
– А фамилия Ва..., твоя, - после недолгого раздумья, если мне не изменяет память, Чабанов?
– спросил Влад.
– Да, так!
– кивнул Николай.
– Чабанов. Значит, когда я уезжал учиться в суворовское училище, тётя Соня была в положении и потом родился ты?
– Нет, - отрицательно покачал головой Влад.
– Сначала родилась старшая сестра, потом через год и девять месяцев -я. А уже через восемь лет появилась на свет Галина.
– Вот оно оказывается как, - закивал головой Николай. Теперь многое, не всё, правда, начинает становиться на свои места, - сказал он, перехватив всё ещё удивлённый взгляд Влада.
– Я тут, какое-то время назад, имел удовольствие общаться с твоими бывшими соседками, Васильевной и Дмитриевной, - пояснил он.
– Представляю, что они там тебе наговорили обо мне, особенно - первая.
– Да нет, ничего такого плохого, скажу больше, очень даже хорошо о тебе отзывались.
– Что, и об этом не упомянули?
– спросил Влад, кивком головы указав на одинокую гвоздику на надгробье матери.
– Об этом упомянули, но, видимо, Влад, на то есть какая-то причина.
– Интересно?
– Если говорить откровенно, я не страдаю излишним любопытством. В каждой семье, в отношениях её членов, бывают тёмные пятна, другими словами - разногласия, которые они предпочитают скрывать от посторонних. Не зря же говорят: чужая семья - потёмки.
– Это точно, и не нами подмечено. В случае раздора в семье каждая сторона придерживается своего мнения, и, как правило, на лицо мы имеем две правды, что, собственно, и произошло в нашей семье. Когда я слышу выражение, что у каждой стороны своя правда, мне невольно в голову приходит мысль, что правда бывает только одна. Эта непреложная истина распространяется не только на семейные отношения, или, скажем, на отношения совершенно посторонних друг другу людей. Если говорить более масштабно, это касается любого спорного момента в истории народов, в отношении между государствами и т.д. Объяснить доходчиво и достоверно можно всё что угодно, любой факт, особенно вырванный из контекста повествования, и интерпретировать его, так, как удобно именно тебе. Другое дело, что от этого страдает сама истина, - Влад вздохнул и после недолгого молчания спросил, - я не слишком путано изъясняюсь?
– Да нет, - улыбнулся Николай и спросил в свою очередь, - Влад, а какое у тебя образование?
– Вечерний инженерно-экономический факультет. Грозненский нефтяной институт.
– Ты жил в Грозном?
– А что тебя так удивляет?
– Я ведь служил в Грозном.
– Когда и где??
– В 65-66-х годах. Помнишь воинскую часть, которая располагалась по правой стороне в конце Августовской улицы, если идти в сторону станции Грознефтяная. А за углом располагалось медицинское училище.