Запрет на любовь

Джолос Анна

— Как раз-таки из-за того, что она нервничает, я здесь

— Присаживайтесь.

— Ты когда приехал? — потираю ушибленное место.

— Рот закрыл и встал. С каких пор нужно повторять дважды?

Давит взглядом, пока я поднимаюсь.

Злой и сердитый. Сразу считываю. По глазам.

— Позволите, я начну? — завуч принимается озвучивать тот бесконечный перечень претензий, который у неё накопился. — Мы крайне обеспокоены сложившейся ситуацией. Ваш сын абсолютно не готовится к сдаче экзаменов. На уроках он апатичен и отстранён.

Из учебных принадлежностей — ручка и блокнот, в котором пишется, отнюдь, не классная работа. Тесты, задания парень не выполняет, к доске выходить отказывается. Когда настроение агрессивное, может сорвать урок. Что недопустимо, как вы понимаете.

— Ян Игоревич, — вступает в беседу мать Ромасенко, — прости, Марсель, но озвучу это при тебе. Смею предположить, что резкая перемена в твоём поведении напрямую связана с проблемами личного характера.

— Я разберусь, — произносит отец тоном, не предвещающим ничего хорошего.

— Возраст сложный. Зачастую происходящее кажется драмой и трагедией, но так ли это на самом деле?

— Я вас умоляю. В чём драма, Светлана Николаевна? Абрамов чуть ли не каждый день сажает на свой страшный рычащий мотоцикл новую барышню. Общество потребителей наблюдаем. Ни ценностей, ни морали.

— А вы, я смотрю, пристально за мной следите?

— К несчастью приходится.

— Хотите и вас покатаю?

Отец медленно поворачивает голову в мою сторону и мне приходится благоразумно заткнуться. Ведь обычно, когда я испытываю его терпение, дело заканчивается плохо.

— Нет ну это ни в какие ворота… — оскорблённо задыхается возмущением завуч. — Он у вас обнаглел донельзя! Вы вообще в курсе, что творит вместе со своей гоп-компанией?

— Полагаю, что да.

— Рубашку застегни! И подстригите его в конце-концов! За своими кудрями ничего не видит.

— Даже до волос докопалась, — фыркаю. — Что за женщина?

— Выйди отсюда.

— Да с радостью, бать.

Забираю рюкзак и покидаю опостылевший кабинет, хлопнув напоследок дверью.

— О, Сонька!

Падаю на диванчик рядом с сестрой.

Отвлекается от книжки, которую держит в руках.

— Чего уставилась?

Замечаю, что палит неотрывно.

— Ты опять разговариваешь со мной? — подозрительно прищуривается.

— Я и разговаривал.

— Нет, давно нет, — насупившись, изрекает.

— Чё с бантом? — дёргаю за растормошенную ленту.

— Чё с пальцами? — пялится на содранные костяшки.

— Так, фигня.

— Вот и у меня фигня.

— Какие оценки в дневнике сегодня?

— У нас нет оценок, алё.

— Я про смайлики эти ваши дебильные.

— Печальный стоит по матеше. И по музыке.

Хмыкаю.

Достойная растёт смена.

— Это та девчонка, которая к нам приходила? — спрашивает, уставившись на противоположную сторону холла.

— Какая из? — уточняю, мазнув взглядом по одноклассницам, проходящим мимо.

— Не дуркуй. Та,

что в клетчатом сарафане.

— Она, ну.

— Баранки гну. Чё грустная такая?

— Мне откуда знать, — достаю телефон, чтобы написать пацанам и выяснить, где они есть.

— Ты её больше не лова-лова? — выдаёт сестра, выдержав паузу.

— Нет никакой лова-лова, Сонь.

— Есть, — упрямо спорит. — Вот у папы с мамой.

— Родители не в счёт. Это — исключение. Всё остальное — шляпа полная. Поняла?

— Поняла, — кивает мелкая.

— Ты чё опять тут? Прописался?

— Типа того.

Возле нас появляется Милана.

— Привет, бандитка! — она треплет Мелкую по волосам.

— Привяу.

— Как дела?

— Полная шляпа, видишь? Папа там, у крысы-директрисы из-за какой-то фигни, — показывает пальцем назад.

«Примем меры».

Слышим голос отца и уже в следующую секунду дверь открывается.

— До свидания, Ян Игоревич.

— Папочка! — пищит Гном.

— Все в сборе? — он окидывает присутствующих хмурым взором. — Поднимаемся и выходим к машине, я скоро подойду, — отдаёт ключи Милане.

— Бать, я пока не домой. У Горького…

— Ты глухой или туго доходит? Я сказал, поднимаемся и шуруем к тачке, — повторяет ледяным тоном, даже не дослушав.

Стиснув челюсти, провожаю взглядом его спину и уже знаю, что сегодня сделаю по-своему. Даже если мне дорого обойдётся этот бунт.

Глава 41

Тата

Раннее утро. За окном чирикают птички. Лёгкий ветерок колышет тюль, сквозь которую пробиваются первые лучи солнца.

Лежу в постели. Вставать не хочется от слова совсем. Весна на улице, но не в сердце.

Заставляю своё тело выбраться из-под одеяла. Перемещаюсь в душ, где утренние ритуалы помогают привести себя в порядок.

Высушив волосы феном, возвращаюсь в комнату. Сажусь напротив зеркала и принимаюсь за макияж.

В последнее время предпочитаю неброский и естественный. Просто для того, чтобы придать лицу здоровый вид и румянец.

Подкрашиваю тушью ресницы, когда взгляд падает на календарик, прикреплённый к зеркальной поверхности.

Сегодня пятнадцатое апреля.

Чуть-чуть бы продержаться ещё и всё.

Тяжело вздыхаю.

Стоит упомянуть о том, что за последние три месяца много чего случилось. Однако самая главная весть пришла в дом Зарецких относительно недавно.

Спешу сообщить. Новый адвокат отца, нанятый в начале февраля моим дедом, оказался куда толковее предыдущего. Если коротко, папу отпустили. Пока он под подпиской о невыезде, но всё же на воле, что безгранично меня радует.

Можно сказать, что именно желание поскорее вернуться в Москву к отцу и даёт мне силы, внутренне подпитывая.