Запретный французский

Грей Р. С.

Уилсон держит рот на замке.

Откидываюсь на спинку стула, что, на его взгляд, слишком бесцеремонно.

— Мне жаль, но за пределами работы ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь.

Он пожимает плечами и кладет пальцы домиком на столе.

— Пока что тебе следует воспринимать мои пожелания, как настоятельное предложение. Возможно, в будущем я не буду столь снисходителен.

— Это угроза?

Я был неправ — возможно, это все же «Крестный отец».

— Определенно, — смело подтверждает отец,

когда в зал на серебряных подносах вносят первые блюда из дегустационного меню. Неважно, что у меня внезапно пропал аппетит.

Когда водитель подъезжает к галерее Моргана, у меня настолько плохое настроение, что я не сразу выхожу из машины. Нахмурившись, смотрю в окно, разглядывая галерею. Она не слишком привлекательна, хотя и намеренно часть психологии этих современных галерей заложена в их дизайне. Они часто состоят из пустых помещений с белыми стенами. И предназначены для того, чтобы отпугнуть потенциальных клиентов, создать элитарный порог, который большинство людей не осмеливаются переступить.

— Хотите, чтобы я объехал квартал? — спрашивает водитель, вероятно, ощущая напряжение, исходящее от меня, как клубы дыма.

— Все в порядке. Припаркуйтесь поближе. Понятия не имею, сколько времени это займет.

Открываю дверь и выхожу из машины, застегивая пиджак, когда подхожу к галерее. Дверь заперта до тех пор, пока охранник не разрешит мне войти, нажав на кнопку. Я киваю ему в знак благодарности и прохожу вглубь помещения, стук ботинок по бетону отдается эхом.

Звучит негромкая классическая музыка, но за ее пределами царит абсолютная тишина. За белой стойкой администратора никого нет.

Из боковой комнаты появляется Лейни, одетая в черные брюки, сшитые на заказ, и мягкую шелковую блузку кремового цвета. Ее длинные волосы распущены и заправлены за ухо, она просматривает небольшой журнал, яростно перелистывая страницы взад и вперед. — Извините, я не вижу в расписании записи на…

Затем она поднимает глаза и видит, что это я, и ее фраза обрывается.

— Ох.

Ее щеки заливает румянец. Розовый и чарующий. Встревоженный взгляд скользит по столу, затем возвращается ко мне.

— Ты здесь, чтобы увидеть Коллетт? Она только что ушла на ланч.

Глаза устремляется к окнам, как будто она надеется, что коллега внезапно появится.

— Если бы хотел увидеть Коллетт, я бы обязательно пришел, когда ее не было на обеде.

Мой ответ заставляет ее нахмуриться.

Очевидно, я еще не до конца остыл после разговора с отцом.

— Ты здесь для того, чтобы изучить картины? — Она взволнована, закрывает свой журнал и крепко прижимает к груди. — Со времени пятничной выставки у нас нет ничего нового, но я могла бы рассказать о других художниках, если хочешь.

Наступает долгая пауза, во время которой я просто смотрю на нее, впитывая в себя существование глаз цвета шалфея, а затем из

меня вырывается ответ.

— Честно говоря, Лейни, не уверен, зачем я здесь.

В моем голосе звучит полное поражение, но это не мешает уголку ее мягкого рта приподняться.

— О боже. Если ты заблудился, уверена, что у тебя на телефоне есть приложение Google Maps. Или я могла бы нарисовать тебе простую карту Бостона? — поддразнивает она.

Я не могу сдержать широкой улыбки.

Осторожно подхожу к ней, зная о ее сердечке, как у колибри, и о склонности к бегству.

— Ты не дала мне ответить на вопрос тем вечером. Я помню тебя.

Она хмурится.

— Ну, честно говоря, это заняло у тебя некоторое время.

— Ты изменилась.

Хочу скользнуть взглядом по линиям ее тела, но не делаю этого.

— Я стала старше, — говорит она, уверенно вздергивая подбородок.

— Но по сравнению со мной все еще молода.

Она улыбается.

— Да, только теперь, кажется, не возражаю.

— А что еще изменилось?

Она отступает на шаг и обводит рукой комнату.

— О, теперь я прячусь в художественных галереях, а не в библиотеках.

— Правда, нечасто. Мне сказали, что ты бываешь здесь всего несколько дней в неделю.

Лейни прикладывает руку к груди.

— Обо мне говорят? Должна ли я чувствовать себя польщенной?

Делаю шаг к ней, пытаясь восстановить дистанцию.

— Чем ты занимаешься в остальное время? Когда тебя здесь нет?

— О, чем занимается любая женщина, если у нее нет детей? Ты не представляешь, сколько внимания женщина в моем положении уделяет своему гардеробу: покупкам, примеркам, переделкам и так далее.

Я не выгляжу впечатленным ее поддразниванием. Кажется, она настаивает на том, чтобы превратить все в шутку.

— Что еще, Лейни?

— В большинство дней я пью чай и часто бываю в Бостоне, посещая лекции или званые вечера.

— А по вечерам? Ты встречаешься с друзьями?

— Ужасно назойливо с твоей стороны предполагать, что у меня есть друзья.

— Ты слишком интересна, чтобы не увлечь кого-нибудь.

— Это комплимент, который я запомню навсегда. Спасибо.

— Лейни, — говорю я настойчиво, как будто я директор, а она провинившаяся ученица.

Она наклоняется ко мне, ее глаза светятся озорством.

— Не понимаю, почему я оказалась в центре внимания. Давай поменяемся ролями. Что ты любишь делать в свободное время, когда тебе больше не приходится мучить все женское население Сент-Джонса?

— Работаю.

Она закатывает глаза.

— А кроме работы?

— Встречаюсь с друзьями.

— Люди из Сент-Джонса? Полагаю, именно так ты узнал мой рабочий график…

Я не стал подтверждать. В этом нет смысла. Если она не собирается быть правдивой в своих ответах, почему я должен?