Заседание рейхстага объявляю открытым
Шрифт:
Она говорила о себе, но не для себя. Клара апеллировала к совести всех присутствующих, всех немецких рабочих.
«Мы живем в революционный период, который несет с собой острейшие, тяжелейшие бои. Ближайшее будущее будет проходить под знаком революционной приливном волны, когда она то вздымается высоко вверх, то убывает.
В подобное время, в часы великих событий карликам делать нечего. В эти часы нам нужны настоящие, решительные и мужественные люди, готовые всегда, в любой момент напрячь все свои силы. Но сделать это они смогут только в том случае, если будут выступать под настоящими, боевыми лозунгами. И здесь возможно только одно: либо по эту, либо по ту сторону баррикады — капитализм или социализм».
Слова поседевшей в боях социалистки,
«Партия живет и борется»
Хотя до партийного съезда в марте 1919 года Клара Цеткин еще оставалась членом Независимой социал-демократической партии, она после основания Коммунистической партии Германии чувствовала, что полностью принадлежит последней, и ни на один день не прерывала связей со штутгартскими товарищами, организовавшими в январе 1919 года местную группу членов КПГ. Они постоянно советовались с Кларой, во множестве случаев прибегая к ее помощи. Сама Клара защищала программу и требования коммунистов как на публичных собраниях и конференциях, так и в разрабатывавшем конституцию вюртембергском земельном парламенте, в который она была избрана по списку Независимой социал-демократической партии и где была единственной коммунисткой.
Уже в конце января 1919 года в своей первой большой речи Клара Цеткин выдвинула требования Коммунистической партии и подвергла уничтожающей критике социал-демократическое правительство Блосса, подчеркнув, что его программа является не только пе социалистической, по даже не демократической. Она потребовала сообщить, где находятся арестованные коммунисты.
Какое серьезное, более того, решающее влияние оказывала Клара на ход революционной борьбы в Вюртемберге, показывают два письма, направленные ею по возвращении из Берлина 9 и 11 марта работавшим там товарищам.
В письмах содержатся дополнительные замечания к беседе, которая состоялась у нее 8 марта с руководством Коммунистической партии Германии. Она требует немедленно развернуть активную работу среди мелких крестьян и батраков Швабии, указав, каким, по ее мнению, должно быть содержание распространяемых листовок. Главное внимание Клара Цеткин уделяет вопросам, связанным с организацией в Штутгарте партийной печати. Она вносит предложение о составе редакции и потом пишет: «Для меня — потребовать совещательного голоса во всех важных деловых и чисто редакционных вопросах».
Что касается общепартийной работы, Цеткин в первую очередь занялась подготовкой к Международному женскому дню. Работу среди женщин, создание в партии специального женского секретариата, о котором она упоминает и в более поздних письмах, Клара всегда считала делом важным и особенно срочным еще и потому, что в связи с предоставлением женщинам избирательного права среди пих активизировали свою деятельность все остальные политические партии, в том числе и крайне правые. Всеми средствами, используя даже неприкрытую, грубую лесть, пытались они привлечь массы женщин на свою сторону.
Еще до поездки в Берлин Клара Цеткин подготовила к женскому дню специальный листок, который должен был называться «Кемпферин», но так как Независимая социал-демократическая партия выпустила листок под тем же названием, он вышел с заголовком «Социалистин».
Однако, когда Клара отправила свои письма, произошло событие, после которого значительно возросли и ее ответственность за положение дел в партии, и количество работы, павшей на ее плечи. От рук контрреволюционеров 10 марта погиб Лео Иогихес. Для Клары Цеткин это был новый тяжелый удар. Но опа понимала, какая ответственность ложится теперь на нее — единственную оставшуюся в живых представительницу старого руководства немецких левых (Фрапц Меринг умер 29 января 1919 года), и Клара Цеткин приняла эту ответственность па себя.
«Да, это так,— писала
Ну, а теперь о делах. Ко мне приезжали два друга из Б., и я сказала им свое мнение... Мы должны показать, что партия продолжает существовать, даже если умер самый крупный ее деятель, что она жива и борется. Вся организационная и агитационная работа должна быть продолжена. Прежде всего должен выходить центральный орган, все равно где, чтобы была установлена живая, действенная, творческая связь между членами партии и отдельными ее организациями. Следует далее временно пополнить состав ЦК. Наконец, хорошо бы подготовить об-щегермапскую конференцию. Как можно скорее должен начать функционировать женский секретариат. Надо хорошо подготовить собрания, посвященные Международному женскому дню, и поставить в известность членов организации, что к этому дню я издаю листок «Кемпферин», и потребовать, чтобы дали на пего заказ местному издательству. Должны по-прежнему выходить листовки и брошюры — так, будто ничего не произошло. К изданию газеты для женщин я приступлю как только это будет возможно по техническим условиям. Должен выходить и штутгартский орган... Центральный орган вновь выходит, но иод старым боевым названием» (Клара Цеткин имеет в виду вышедшую вместо запрещенной «Роте фане» газету под названием «Спартак».— Прим. авт.).
Она хотела на некоторое время переселиться в Берлин, привести в порядок самые необходимые дела. Но совершенно правильно поступили ее друзья, не допустив этой поездки. Германская столица была в те дни самым опасным местом для коммунистов, а в составленном реакцией списке лиц, подлежащих физическому уничтожению, имя Клары Цеткин стояло на первом месте, о чем она знала.
«Я часто задаю себе вопрос, почему именно я должна продолжать жить»,— писала она Матильде Якоб. По мнению товарищей, в Штутгарте Клара находится в относительной безопасности, правда лишь относительной. Убийцы и тут ходили за ней по пятам. Она никогда не должна была выходить из дому без охраны. «Однажды,— рассказывал ее сын Максим,— отряд контрреволюционеров прибыл в Зилленбух и окружил наш дом. У ворот и ограды стояли вооруженные люди. Один из них перебрался через нее, и тогда на него набросился наш большой дог. Человек и собака сцепились в клубок, бандит хотел застрелить пса, но пистолета у него не было, а пустить в ход ружье он в этой ситуации не мог. Другие бандиты не стреляли, опасаясь попасть в своего сообщника. Несмотря на это, налет мог стоить всем нам жизни, если бы, к счастью, бандиты не забыли перерезать телефонный провод. Мать позвонила в Штутгарт, прося о помощи, и, когда бандиты увидели, что к дому подходит отряд вооруженных рабочих, они скрылись».
Хотя Клара Цеткин, следуя желаниям товарищей, осталась в Штутгарте, она отнюдь не ограничилась, как того хотели ее друзья, только литературной деятельностью.
«Все эти дни я работаю до изнеможения,— сообщала Клара в письме к Матильде Якоб.— Листовка для здешних людей. Длинные передовицы по вопросам обобществления. Листок к женскому дню, большую часть которого должна была подготовить я сама, так как не оставалось времени для того, чтобы поручить эту работу моим сотрудницам. Много докладов, некоторые связапы с дальними поездками по железной дороге, они отнимают много времени и приезжаю я оттуда совершенно разбитая... Я охрипла, и каждый день, когда я возвращаюсь, домашние сокрушенно покачивают головой. Почти не сплю...»
Пять дней спустя, 29 марта, во Франкфурто-па-Майпе открылась общегерманская конференция Коммунистической партии Германии, конференция, на созыве которой настаивала Клара Цеткин и на которой она присутствовала. Ее избрали в состав ЦК партии. Конференция официально подтвердила данное ей поручение об издании партийной женской газеты, поручение, которое ей передал еще Лео Иогихес, и с ним тогда вопрос был обсужден во всех деталях.
Наша скорбь— это боевая клятва...