Застава, к бою!
Шрифт:
«Они не заходят внутрь» — Пролетела у меня мысль в голове.
И правда, духи не заходили. Будто бы их главной целью было не прорвать нашу защиту, а что-то совершенно другое. Лишь небольшая группа душманья ворвалась к нам и связала боем. Но что означал этот маневр? Чего они хотели?
Я подскочил к Малюге. На нем лежал душман и, нацелив нож в сердце парня, давил изо всех сил, стараясь зарезать. Малюга со стоном сопротивлялся, схватившись за руки врага и стараясь отвести острие ножа от своей груди. Одним ударом
Пограничник не растерялся: он сам напал на духа, схватил его нож и принялся бить врага куда придется.
Также я выручил и Кандижева, которого душил другой дух.
Я схватил дущмана за шею, сдавил изо всех сил так, что уже через несколько мгновений тот опал, лишенный кислорода. Я завалил врага на спину, схватил автомат, болтавшийся у меня на ремне, и добил противника двумя выстрелами в живот.
Вместе с Канджиевым мы помогли еще одному пограничнику, а потом и другому. Не прошло и минуты, как наши стали переламывать ход рукопашной.
— Не щадить врага! — Кричал я, когда духи дрогнули, и вместо ожесточенной борьбы, принялись отбрыкиваться от погранцов и спасаться бегством, уходя куда-то на территорию заставы.
— Не щадить! Они нас не щадили, и мы их не будем!
Распаленные жаром рукопашной погранцы, принялись добивать троих или четверых душманов, которые дали деру во двор заставы.
Однако я не стал смотреть, как враги гибнут. Вместо этого бросился в брешь. Все потому, что, кажется, стал понимать, к чему был весь этот отчаянный рывок душманья.
— Сашка! Сашка, ты куда?! — Кричал мне Канджиев.
Когда я оказался за забором, увидел, то, чего и ожидал. Вот, значит, что за «маневр» они решили провести. Мои догадки оказались верны.
Меньше десятка духов уходили вдоль забора к берегу Пянджа. Они приближались к системе, чьи нити обрезали или оборвали во время наступления.
Тогда я закричал:
— Внимание! Отделение, за мной!
Несколько бойцов, кто услышал мой приказ, без страха выскочили следом.
— В атаку! — Я указал на отходящих, — уничтожить врага!
Стрелковой цепью мы направились вперед и открыли огонь. Потом залегли.
Я быстро раскусил замысел противника. Духи пытались уйти. Их небольшая группа последовала вдоль забора, потом ее часть связала нас ближним боем, чтобы другие смогли отойти к берегу. Слишком решительный прорыв в таких условиях. Это неспроста.
Вопрос оставался лишь в том, зачем духи так рисковали? Чего такого важного они пытались уберечь? Или кого?
Душманы у системы даже не сразу поняли, откуда их убивают. Не поняли, откуда началась стрельба, и просто дрогнули, запаниковали. Стали разбегаться врассыпную. Пограничники выцеливали и уничтожали их.
Видя, что духи уже не способны к сопротивлению, я приказал:
— В атаку! Захватить
Пограничники, все как один, поднялись. Мы пошли вперед, отстреливая каждого, кто подавал хоть какой-то намек на то, чтобы начать защищаться.
Когда приблизились к ним, двое оставшихся бросили оружие. Кинулись на колени и задрали руки. Один из них, высокий, но худощавый что-то забормотал на пушту. Говорил он торопливо и испуганно.
Я не стал его слушать. Просто врезал прикладом по лицу, а когда он упал, принялся вязать ему руки его же арафаткой.
Духи не взяли укреп. Не прошло и пяти минут после того, как мы втянули двоих пленных на территорию заставы, как они не выдержали натиска и стали отступать.
Некоторое время мы провожали отходящих душманов автоматным огнем.
Темнота больше не была их союзником. Все потому, что она мало помалу рассеивалась. Окружающий мир из непроглядно-черного, превратился в темно-серый.
Проступили очертания потрепанных боем строений заставы и самого ее здания. Стали видны холмы и неровности долины Дастиджумсокго ущелья, близь берега Пянджа. А вместе с ними и многочисленные тела душманов, оставшиеся лежать на поле боя.
— Этих двоих охранять! — Приказал я, указывая на ставших на колени, под стеной, духов.
Один из них был явно совершенно простым солдатом. Это был худощавый и очень смуглый юноша. Его борода едва-едва начинала расти и топорщилась на подбородке нелепыми, очень редкими, но длинными волосками.
А вот другой оказался непрост. Если остальные были наряжены кто как. То этот носил военную форму. Должно быть, импортную. На груди его красовался разгрузочный жилет, по всей видимости, китайского производства.
Плененный дух был высоким, но тонкокостным. У него была длинноватая шея, которую он обмотал арафаткой, вытянутое скуластое лицо и очень черные брови. Кроме всего прочего, он носил плащ-палатку советского производства, капюшон которой болтался у него за плечами. Куртку защитного цвета он подпоясал советским солдатским ремнем.
Шум боя стих, и я хотел направиться к Тарану, чтобы доложить о задержанных врагах. Не успел я отойти, как услышал Малюгу.
— М-м-м-м… М-м-м-м… — Стонал он от боли.
— Да не шевелись ты! Дай гляну! Дай гляну, говорю! — успокаивал его, сидящего под стеной, рядовой Матузный, — не дергайся!
Малюга держался за лицо, что-то мычал и отмахивался от товарища.
Я приблизился к ним.
— В чем дело, бойцы?
Матузный глянул на меня дурными после рукопашной глазами. На скуле его кровоточило серьезное рассечение, но, казалось, пограничник этого даже не замечал. Просто не чувствовал того, как кровь из ранения мажет ему почти всю щеку.
— Саша, Генке челюсть сломали. Я прошу посмотреть, а он не дает!